Не следует ли Н. Тепцову поразмышлять над этим? Может быть, это как-то изменит «кулацкую» позицию на социализм, на то, что на самом деле происходило в 30-е годы и почему партия не пошла по бухаринскому пути «самотека», «врастания кулака в социализм».
Думается, что нельзя игнорировать и то, что успехи индустриализации при активной помощи колхозного и совхозного крестьянства позволили сравнительно высокими темпами создавать индустриальную базу сельского хозяйства. Уже в 1933 году оно имело 204,1 тыс. тракторов на 3,1 млн. лошадиных сил. В порядке помощи государства крестьянам было создано 2860 МТС, с вложением в это дело 2 млрд. рублей. Во второй пятилетке в сельское хозяйство было направлено тракторов, комбайнов и грузовых машин в несколько раз больше, чем за годы первой пятилетки. Продукция сельского хозяйства за второе пятилетие (1932 — 1937 гг.) возросла в 1,5 раза при одинаковых темпах роста земледелия и животноводства.
Так что напрасно Н. Тепцов оплакивает ликвидированное в процессе коллективизации кулачество, как класс и призывает к изучению его опыта. «Кулацкая доблесть» уже испытана в 1929 — 1933 годы, когда на грань катастрофы было поставлено многомиллионное крестьянство, судьба социализма. Их «прелесть» пережили поколения тех лет. Вряд ли надо возвращаться к этим «прелестям» нашим детям, внукам и правнукам.
Благодаря колхозному и совхозному производству в годы Великой Отечественной войны (1941 — 1945 гг.) прочно обеспечивался не только фронт, но и тыл с точки зрения сельскохозяйственного сырья и продовольствия. А разве не заслуживает внимания тот факт, что, несмотря на огромнейший урон нанесенный войной сельскому хозяйству, колхозы и совхозы уже к 1950 году восстановили довоенный уровень производства по всем продуктам сельского хозяйства, а к 1953 году несколько превзошли его — и по зерну. Производство предметов потребления превысило довоенный уровень в 2 раза. Национальный доход по сравнению с довоенным уровнем возрос на 64%, вместо 38% по плану IV пятилетки (1946 — 50).
Рассматривая коллективизацию с «классических» кулацких позиций, Н. Тепцов не постеснялся кулака отождествить со всем крестьянством, сделать его «центральной фигурой», расценить раскулачивание как процесс раскрестьянивания
366
и как причину всех нынешних «бед» в сельском хозяйстве. Их же следовало видеть в другом. Прежде всего, в игнорировании опыта колхозов и совхозов, во всякого рода разрушительных волюнтаристских мерах 1954 — 1964 годов, когда шла безрассудная распашка целинных и залежных земель, приведшая к колоссальным потерям пастбищных угодий, к выводу из строя значительной части не только распаханных, но и соседствующих с ними земель. Пастбищные угодья доведены до 15% (в США 57%). Это вызвало принудительное и «добровольное» сокращение скота в личном пользовании в деревне и запрещение его в городе.
Не без последствий обошлась общегосударственная акция по ликвидации машинно-тракторных станций и продажи находящейся в них техники колхозам, отбросившая их экономически на несколько десятилетий назад. Многие колхозы не оправились от этой очередной авантюры и до сих пор. В свою очередь это вызвало необходимость укрупнения колхозов, т.к. мелкие колхозы не в состоянии были выкупать технику, реализуемую МТС и государством. В конечном итоге произошло массовое разорение и ликвидация многих тысяч населенных пунктов.
Ликвидация скота в личном пользовании, отмена натуральной оплаты и другие названные «меры» отрывали сельского труженика от земли, деформировали его психологию, по существу ликвидировали колхозный рынок. Не менее чем на 40% сокращены возможности сельского хозяйства по мясу и другим продуктам питания. А в оправдание этих глупостей ведется поиск причин в периоде коллективизации. Кому-то это выгодно. Как же: это самый подходящий момент для того, чтобы очернить прошлое и так сказать реабилитировать явных и скрытых противников социалистических преобразований в деревне в 20 — 30-е годы.
Нет слов, уровень нашего сельского хозяйства отстает от возросшего уровня населения и его потребностей, а также от потребностей народного хозяйства, ибо за годы советской власти население ее 153 млн. человек в 1913 году возросло до 288 млн. человек к 1989 году, значительно увеличились потребности советских людей в связи с ростом их покупательных возможностей.
Максимальное производство зерна достигло лишь 200 млн. тонн. Это в два с лишним раза выше уровня 1929 года, но в 1,5 раза ниже того уровня, при котором страна могла бы
367
считаться страной высокоразвитого сельского хозяйства. Если применить расчет по одной тонне на человека, то уже в 1989 г. надо иметь производство зерна 288 млн. тонн, через 5 лет — 300 млн. тонн с ежегодным приростом в предстоящем пятилетии не менее чем на 10%.
Вот над этой поистине стратегической задачей следовало бы поработать, ибо здесь ключ к изобилию продуктов питания для населения и сырья для промышленности. И путь к ее решению Н. Тепцову надо искать не в опыте «оплакиваемого» «кулацкого хозяйства», а в далеко неисчерпанных возможностях колхозного и совхозного производства. Этому учит опыт коллективизации, опыт передовых колхозов и совхозов страны, многомиллионной армии сельскохозяйственных рабочих и крестьян, опыт крупнейших достижений сельского хозяйства социалистических стран ГДР, ЧССР, Румынии и других.
И.А. Сапожников — пенсионер, ранее работавший в колхозах, на партийной и советской работе в сельских районах Оренбургской области
Г. Оренбург, ул. Чкалова, д. 6, кв. 167.
17 июля 1989 г.
Дорогая редакция!
С душевным трепетом читаю в газете «Сельская жизнь» статью «Коллективизация: ее пути и уроки» кандидата экономических наук Н. Тепцова. Скажу прямо, если бы меня кто-нибудь послушал, сказал бы, что свихнулась. Признаюсь, этому ученому за каждый абзац выраженной им мысли рукоплещу. Равно как Михаилу Сергеевичу Горбачеву в перестройке. Жаль только, что ученые еще не придумали «средство передачи» душевных порывов людей, горячо поддерживающих перестройку в стране. Все, что описывает кандидат экономических наук, — горькая правда. Это происходило на моих глазах в 1929—30 гг. и все последующие годы. Читала и плакала, и благодарила за правду и открытость, когда автор пишет: «К сожалению, до сих пор наши ученые не дали этому явлению четкого и обоснованного толкования. Так и живет сталинский миф о «кулаке», сея зерно сомнений в души наших современников-арендаторов».
368
Существовало народное толкование на счет «кулака». «Кулак» потому, что спал на кулаке и зубами чухался*. Почему зубами? Потому что пальцы, сжатые в кулаки, служили «подушкой» и в борозде, и не желая нарушить сон, какой он себе позволял с двух до трех ночи, остальное время суток — работал!
Может быть, это и есть то самое четкое толкование слова «кулак», которое хотел бы знать Н. Тепцов?
Андреева А.А.
Северо-Осетинская АССР, г. Моздок, 12 марта 1989 г.
Читать в газете «Сельская жизнь» очерки Н.В. Тепцова «Коллективизация: ее пути и уроки» нестерпимо больно, подступает комок к горлу, перехватывает дыхание, выступают слезы. Все это было — было, но мы пережили, выстояли, выжили.
В нашей семье было 9 человек: 5 детей, двое стариков. Отец работал машинистом, а жили мы в сельской местности, и во время коллективизации и нас принуждали идти в колхоз. Говорили так: «Ты рабочий, Степан Иванович, но в колхоз ты должен вступить». В нашем хозяйстве имелись: лошадь, корова, 5 овец, крытый железом дом, надворные постройки. Все у нас отобрали, оставили без куска хлеба. Одежду и постель тоже отобрали, сняли круглое зеркало со стены. Стол и кровати были сделаны руками отца — тоже взяли. А потом нашими одеялами активисты убирали свои постели.
Кто же были эти «активисты»? Голытьба, пьянь, лодыри, а одна — Лиза-активистка была аморального поведения. Те, кто свои полоски-землю продавали, пропивали, работать не хотели. Они же первые вошли в колхоз и первые убежали из него, т.к. в колхозе надо было работать.
Однажды пришла к нам «чрезвычайная бригада» за налогом. Отец был на работе. «Активисты» стали раскрывать крышу с дома. Нас причислили к кулакам и злостным неплательщикам.
369
Кто же на нашей улице были кулаками? Это работяги — они все умели делать и работали, не считаясь со временем. Успевали помочь в хозяйстве своим отцам и дедам. И никто не имел рабочей силы со стороны. Сами успевали и справлялись. Все имели для себя эти люди: и хлеб, и мясо, масло и парное молоко, да еще и на рынке продавали, и государству сдавали.
С 8-10 лет мы работали в поле: пололи просо, собирали колоски граблями, успевали связать свясла*, которыми скручивали снопы. Чтобы не молотить снопы цепами**, папа сделал «барабан»: лошадь ходила по кругу, а мы сидели на телеге — катались, а потом сгребали солому и мякину в кучи. Поливали ток водою, сметали зерно. С удовольствием ждали того дня, когда отец будет работать в ночную смену, чтоб днем ехать в поле. И лошадь у нас была справная, сбрую с медными пуговицами мы чистили каждую неделю, телега и сани всегда были в порядке. Все уважали отца как хорошего хозяина, и он всегда старался делать людям добро: сделать красивую широкую дугу, сани. Отец был мастер на все руки.
Наши отцы любили землю, пристрастны были к ней и мы. Все люди были здоровые, крепкие, все сыты были. У каждого хозяина во дворе была корова. А сейчас на нашей улице 112 дворов (живем в пригороде), а коров только 3, одна лошадь. И идет человек за 3 — 5 км с бидоном за молоком.
Нет хозяина на земле. Опустели деревни, села.
Горько и обидно нам, еще живущим. Много пережили, ох как много!
С приветом Е. Верещагина
Тамбовская область, г. Кирсанов 12 марта 1989 г.
Уважаемая редакция!
С большим вниманием прочел статью Н. Тепцова о коллективизации. Я думаю, его статья будет полуправдой,
370
если свалить все беды только на Сталина. Ведь как крестьян не притесняли, они все-таки жили и были преданы земле. Но вот когда Н. Хрущев объявил, что коммунизм будет построен в 1980 году, и началась «гигантомания», вот тогда-то и начали исчезать поселки и деревни, когда закрыли магазины и школы и начали укрупнять хозяйства. Я сам родился на хуторе Подольском Ставропольского края, тогда в округе исчезли прекрасные хутора, которые находились недалеко друг от друга. Это хутора Подольский, Карл-Маркс, Арарат, Графский и другие. После исчезновения этих и других хуторов постепенно начало ухудшаться снабжение населения. Ведь откуда образовывались крупные города? В основном, в этих городах живут сельские жители.
Мы много говорим о возрождении села, а на практике ничего для этого не делаем. Лично я бы с удовольствием вернулся в село, если бы я мог свободно держать хозяйство, т.е. не искать где-то постоянно зерно, сено, где пасти скот и т.д.; мог бы свободно купить такую нужную вещь, как мини-трактор, инкубатор и др.
Мы много говорим, но мало делаем для крестьян.
С уважением
Гурьев Ю.Г., работаю трактористом Тюменская область, г. Нижневартовск 15 марта 1989 г.
Уважаемый Николай Васильевич!
Пишет Вам экономист по профессии, интересующийся вопросами аграрных отношений в СССР. В настоящее время для этого создаются более благоприятные условия.
Меня заинтересовали Ваши очерки в газете «Сельская жизнь» — «Коллективизация, ее пути и уроки». Проблема сложная и требующая тщательного углубленного исследования. Из всей массы вопросов, которые возникли при чтении очерков, я особо хотел бы выделить два.-Первый. Он имеет непосредственное отношение к Декрету «О земле» (более подробно Вы останавливаетесь на его сути в очерке от 8 марта 1989 г.). Отсылая читателя к содержанию документа, Вы пишете, что согласно Декрету распределение земли между крестьянами должно осуществляться на принципах уравнительности в соответствии
371
с трудовой или потребительской нормой. И далее: «Хотя уравнительный характер не соответствовал большевистской программе, В.И. Ленин поддержал его, поскольку он выражал волю крестьян».
Мой вопрос состоит в следующем: почему В.И. Ленин как лидер РСДРП(б), а затем РКП(б) столь категорически отрицал принцип уравнительного распределения земли между крестьянами. В ближайшей перспективе трудно было представить, чтобы крестьянин (если исходить из его психологии) сам охотно пошел на общественную обработку земли. И Ленин на это указывает, начиная со своих ранних работ. Значит категорическое отрицание — это догма, взятая откуда-то из прошлого? Откуда, у кого? В апреле 1917 года в заключительном слове по докладу Петроградской общегородской конференции РСДРП(б) В.И. Ленин говорил: «Коммуна крестьянству вполне подходит. Коммуна — значит полное самоуправление, отсутствие всякого надзора сверху. На это крестьянство должно пойти на девять десятых» (В.И. Ленин, ПСС, т. 31, с. 249). Однако массово крестьянство не пошло ни в коммуну, ни в артель, ни в ТОЗы. Уже в декабре 1920 года на VIII Всероссийском съезде Советов В.И. Ленин указывает: «Состояние совхозов сейчас в громадном большинстве случаев ниже среднего. Надо опираться на единоличного крестьянина, он таков и в ближайшее время иным не будет, и мечтать о переходе к социализму и коллективизации не приходится» (В.И. Ленин, ПСС, т. 42, с. 181).
А несколько ранее: «Вопрос о колхозах не стоит как очередной. Я знаю, что колхозы еще настолько не налажены, в таком плачевном состоянии, что они оправдывают название богаделен» (там же, с. 180). В 1923 году Ленин вполне определенно говорит о необходимости развития на селе кооперации.
То есть приходится констатировать, что в вопросе перехода к общественной обработке земли у большевиков в дореволюционный и первый послереволюционный период было явное забегание вперед, попросту утопическое представление. Поэтому для научного исследования крайне важно знать истоки этого процесса и его эволюцию.
Второй вопрос. О национализации земли. До сих пор у меня было мнение, что с принятием Декрета «О земле» произошла национализация земли. Однако в журнале «Политическое образование» (1989 г., № 4, стр. 27) академик
372
ВАСХНИЛ В.А. Тихонов пишет, что земля в СССР была объявлена национализированной лишь в 1928 году, тогда как в «Основном законе о социализации земли» (январь 1918 г.) «...была намечена национализация земли». Таким образом, отмена частной собственности на землю, передача лишь ее в пользование крестьянам и другим группам населения не означала еще национализации. Хотелось бы узнать Ваше мнение и по этому вопросу.
В надежде получить ответ на поставленные вопросы я с благодарностью принял бы и ссылку на литературные источники, содержащие интересующую меня информацию.
До свидания. Заранее благодарен.
Преподаватель кафедры экономики сельского хозяйства ТСХА
Шайкин Владимир Владимирович Москва, 17 апреля 1989 г.
В редакцию газеты «Сельская жизнь»
Отклик на статью «Коллективизация, ее пути и уроки»
Схема этой статьи полуправдива. А значит, и пользы от нее не больше, чем от полной лжи. Обидно и стыдно, что в наше время гласности «Сельская жизнь» может такое печатать.
Да, первый декрет Ленина о земле передал землю крестьянам — 1918 год. А уже в 1922 году она стала государственной. Ленин говорил, что политика партии должна быть гибкой. Это постоянно и утверждалось в отношении к крестьянству и земле. К 1920 году в России были ликвидированы все партии. Остались две: большевиков и бунд. С первых дней революции бундовцы захватили ключевые посты. Убив двух бундовцев, Володарского и Урицкого, они открыли красный террор, уничтожив без всякого суда и следствия только за 1918 — 19 гг. 15 — 17 миллионов лучших людей России. Троцкий уничтожал лучших военных, Луначарский — интеллигенцию, поэтов, писателей. И Ленин не возмущался. Досталось и крестьянству. Его грабили продразверсткой, расстреливали бунтующих. ЧК была полностью в руках бундомасонов. Завещание Ленина никто и не собирался выполнять. Так что Ста
373
лину досталась не диктатура пролетариата, а диктатура бундомасонов, для которой крестьяне были рабочим скотом. А кулаки, как передовая мыслящая часть крестьянства, способная оказать сопротивление, подлежала уничтожению по разнарядке. Первые концлагеря были организованы бундовцами. Бундовцы проектировали Беломорканал и руководили его строительством. Они беспощадно истребляли крестьянство голодом и болезнями, за что все получили ордена Ленина. Так что действовали по-ленински, пользовались его цитатниками.
И сейчас перестройке оказывают упорное и действенное сопротивление не сталинисты, а бундомасоны. И репрессии продолжаются, только в более изощренных и массовых формах. Если промышленность еще как-то «барахтается», то на сельское хозяйство оказывается особо разрушительное воздействие: его травят нитратами, пестицидами, лишают необходимой техники, дорог, стройматериалов. Сельское хозяйство фактически лишено крыши: все под открытым небом — и техника, и урожай, и скот, и люди. Так что надо смотреть в корень, иначе нам не жить.
С уважением
Сильченков Лев Николаевич
Украинская ССР, Днепропетровская область,
Баглейский райсовет г. Днепродзержинска
п. Карнауховка
18 апреля 1989 г.
Редакции газеты «Сельская жизнь»
В № 57 и 58 за 10 и 11 марта 1989 г. была опубликована статья кандидата экономических наук Н. Тепцова, в которой собрана одна выдумка, да еще фигурирует Бухарин, этот видный деятель правого оппортунизма, которого я слушал в октябре 1929 года. Если бы эти бухаринцы пришли к власти, наша страна не была бы великой державой, а была бы колонией фашистской Германии. Эти оппортунисты были ярыми противниками индустриализации, коллективизации и ликвидации кулака, но И.В. Сталин правильно не послушал этих оппозиционистов, и наша страна в войне 1941 — 45 гг. разгромила фашизм. И.В. Ста
374
лин очень своевременно провел работы с 1928 по 1941 год. Колхозы и совхозы за время войны дали стране 4 млрд. 300 млн. пудов зерна, тогда как за 1914 — 17 гг. страна заготовила только 1 млрд. 399 млн. пудов зерна.
После войны колхозы и совхозы зажили полнокровной жизнью. В 1950 г. у нас по области на трудодень выдавали 1 кг 800 гр. зерна и 45 коп. денег, а в 1955 г. зерна — 1 кг 800 гр., а денег — 2 руб. 69 коп.
В декабре 1947 г. была отменена карточная система, и ежегодно снижались цены. Сталин умер и оставил после себя 123,7 тыс. колхозов и 5 тыс. совхозов. В среднем по стране в колхозе было 165 дворов, в совхозе — 334; рабочих посевных площадей: в колхозе — 1000 гектаров, в совхозе — 2,6 тыс. гектаров. В магазинах было много разных товаров: сахар, конфеты, швейные машины, туалетное и хозяйственное мыло. В каждом дворе было полно скота, сами шили овчинные полушубки, тулупы, катали валенки, сами выпекали хлеб и т.д.
В своей статье ученый Тепцов пишет, что Сталин дал указание строить совхозы-гиганты — это же болтовня. После Сталина пришел Хрущев, который, вопреки своему крестьянскому облику, бесцеремонно перешел к единоличному, бюрократическому, непререкаемому управлению страной, взяв на себя и обязанности председателя Совмина СССР. Для этого он не располагал склонностью к вдумчивому, углубленному социально-экономическому анализу обстановки. Хрущев увеличил административный аппарат в колхозах и совхозах, поставил их в тяжелое финансовое положение, распорядился организовать из 5 — 7 колхозов одно хозяйство, т.е. создать хозяйства-гиганты. В результате к 1964 году в стране стало 37,2 тыс. колхозов и 12,2 тыс. совхозов, т.е. всего 49,4 тыс. хозяйств. В среднем по стране стало дворов: в колхозе — 383, в совхозе — 721. Рабочих посевных площадей: в колхозе — 2,9 тыс. гектаров, в совхозе — 8,6 тыс. гектаров. Хрущев уничтожил все выгоны около деревень, где население пасло скот. В 1962 году он отнял скот у населения, обязав сдать на мясокомбинат лошадей. Хрущев ликвидировал подсобные хозяйства, предприятия, промкооперацию; он поднял целину, но не построил хранилища, и при уборке урожая сгноили миллионы тонн пшеницы.
С 1963 года из магазинов исчезли крупы и лапша с макаронами, за хлебом стояли огромные очереди с ночи
375
до вечера ежедневно. Хрущев создал промышленные министерства, организовал совнархозы, в области ликвидировал два обкома партии и облисполкома. Организовал управления сельского хозяйства, при нем партком на 2—3 района, т.е. развалил народное хозяйство и особенно сельское, крестьян не только оторвал от земли, но и от личного подворья. Колхозы и совхозы до 1963 года сеяли и убирали урожай своими силами, теперь города посылают тысячи человек рабочих на посевную и уборку урожая. Из деревни уехало более 50% населения (с 1962 года по настоящее время).
Вот когда развалили сельское хозяйство: при Хрущеве и Брежневе, и восстановить его уже не так просто, а активное участие принимали в этом секретари обкомов, крайкомов, республик, работающие с 1957 года по настоящее время.
В настоящее время все хотят прикрыть развал народного хозяйства (особенно сельского) Сталиным, но при Сталине мы питались молоком 3,5 — 4% жирности, 82,8%-м животным маслом, колбасой высокого качества. А теперь в молоке 50% воды, масло белое как снег, жира нет и т.д. В магазинах в настоящее время пусто, а при Сталине было все, и дешевле. Ну, продукты плохие — Сталин сельское хозяйство развалил, а почему нет зубной пасты, стирального порошка, обуви, одежды и т.д.? Что, промышленность тоже Сталин развалил? Нет, во всем виноваты настоящие руководители, потому что пока идут только слова, а дел не видно. Вот кандидатам и другим научным работникам и надо правдиво обосновать положение в стране.
Ветеран партии, войны и труда СМ. Бахтин
Курганская область, Курган 20 марта 1989 г.
В редакцию газеты «Сельская жизнь»
Отзыв на статью Н. Тепцова «Коллективизация: ее пути и уроки»
Спору нет, большая статья кандидата экономических наук тов. Тепцова очень нужная: она дает толковое разъяснение всему семидесятилетию советской власти в нашей
376
стране, дает точный анализ ошибочной политики Сталина и его приближенных, периода застоя и развития бюрократии. Автор статьи шаг за шагом прослеживает историю с первых мирных годов после Октября 1917 г., подтверждая свои мысли цитатами из речей и высказываний В.И. Ленина. Таких цитат во всех четырех номерах газеты со ссылками на Ленина — 9, на Рыкова и Бухарина —- 3, на Кондратьева и других — 2. Благодаря статистическим данным читателю трудно не согласиться с доказательствами автора.
Все вместе взятое говорит о серьезной работе тов. Тепцова над большой статьей, выходящей за пределы газетного материала. Лучше, доступнее, проще, яснее, кажется, трудно написать. А все-таки мой приговор этой прекрасной статье совсем неожиданный для ее автора: начал тов. Тепцов за здравие, а кончил за упокой.
Увы, «суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано» (Н.А. Некрасов, «Рыцарь на час»). Правда, тов. Тепцов в последнем номере за 12 марта пишет, казалось бы, правильно: «Надо поставить дело так, чтобы любой арендатор мог получить доступ к самым передовым достижениям науки и техники... Надо сделать так, чтобы его накопления работали, а не оседали в кубышке». Но заставить накопления работать невозможно без морально-нравственного перевоспитания человека. А за год, за два, за пять лет нужного перевоспитания не сделать. Правда, есть один единственный метод быстрого перевоспитания широких народных масс, но он у нас в настоящее время не принят. Вот этого-то нового метода, основанного на научных трудах великих корифеев диалектики (Маркса, Энгельса, Ленина), не знают или делают вид, что не знают.
А так болтать о перестройке будут десятки годиков, да может эта перестройка так на корню и заглохнет. Как вы думаете повернуть теперь человека к земле? Арендой? Нет! За аренду уцепятся только те, кто думает только лично обогатиться и накопить капиталец для своих детей, родственников. Это психология человека. Ее-то и надо переделывать, перевоспитывать. Перевоспитание людей в духе марксистско-ленинской философии совершит только новый закон материалистической диалектики, а его еще надо открыть. Он, «Великий закон материалистической диалектики», испокон веков существовал, существует и бу
377
дет существовать. Мы, люди, не в состоянии противостоять этому закону, по нему идет вся жизнь живой и неживой природы. Пока науке известны три закона диалектики: закон перехода количества в качество, закон отрицания отрицания и закон единства и борьбы противоположностей. Но есть еще закон главнее этих трех законов, ибо по нему-то и совершается вся наша жизнь на планете. А ведь в арсенале этого нового закона диалектики имеются очень важные, очень сильные мысли, понятия, отдельные слова, которые сильнее всех имеющихся в языке, особенно в нашем русском лексиконе, способные быстро перевоспитывать широкие народные массы. Известно, что словом можно убить человека, а перевоспитать еще проще, чем убивать. Я не думаю, что в нашей стране ученые не знают, этого нового закона материи. Наверняка знают, но почему-то молчат, я только догадываюсь,почему, но не мне говорить об этом. Я маленький человек, не имею никакого престижа в обществе, а потому меня никто и слушать не будет, как не отвечают почти на все мои корреспонденции в различные газеты и журналы. Вот я и Вам, уважаемая редакция «Сельской жизни», пишу во второй раз, хотя и знаю, что не ответите, но пишу. Я не могу не писать. Как говорил Л.Н. Толстой: «Я не могу молчать!» Так и я не могу не писать, ибо меня тревожит судьба нашего государства, судьба русского народа.
Не секрет, что в вопросах сельского хозяйства у нас получилось совсем как в басне Крылова «Свинья под дубом». Докатились до крайностей, а теперь ищем пути и методы добровольного рачительного хозяйствования на той же самой кормилице-земле. Где? Какие методы, какие пути? Аренда и кооперирование? Это не панацея от всех бед. Это полумеры, которые только тогда дадут нужные нам результаты, когда под них будет подведена настоящая научно разработанная новая платформа марксистско-ленинского учения, а точнее, будет открыт тот самый новый закон диалектики. Без этого нельзя продвинуться с желаемыми результатами: это наука, и ею пренебрегать преступно. Не разработаем этой новой платформы, перестройка останется только мечтами. Одному Горбачеву не перестроить наше запущенное сельское хозяйство.
Уважаемая редакция, доведите до сведения Центрального Комитета партии, ознакомьте его с содержанием моего письма, и сообщите мне об этом. Это самая серьезная моя
378
просьба. Я ведь более тридцати лет работаю над вопросами философии, у меня громадные рукописи. После этого всё обо мне узнаете. Выехать в Москву, разумеется, я не смогу по причине своей глубокой старости, к тому же я еще и инвалид ВОВ второй группы. Много я еще мог бы рассказать в этом письме, например о той местности, где живу, осветить правильно, с позиций «Великого закона диалектики» взаимоотношения с капиталистическим миром и др.
Лубнин Павел Витальевич
Волгоградская область, Чернышковский район, с.То-морсино
20 марта 1989 г.
В газету «Сельская жизнь», орган Центрального Комитета КПСС
На статью «Коллективизация, ее пути и уроки» История современности
Прочитав статьи тов. Н. Тепцова, кандидата экономического наук, можно сделать некоторые замечания.
Вся статья пронизана хронологическими данными периода коллективизации сельского хозяйства, показаны, в основном, ее отрицательные уроки. Выходит дело, в то время как в партии, так и в хозяйственном руководстве не принималось умных и правильных решений, например, в области развития заинтересованности тружеников села и любого производства. Имеется в виду, экономической заинтересованности, а проще говоря, в оплате труда. Само мероприятие коллективизация и введение машинного труда в обработку земли решение правильное, это все признавали и признают теперь, а вот система оплаты труда была, можно сказать, или умышленно забыта или того, кто об этом должен был позаботиться, это не интересовало. Скорее всего, это не интересовало руководителей на местах, которые старались показать только себя: выполнить и обязательно перевыполнить план поставки хлеба государству.
На первых порах, получая на трудодень по 5 — 7 кг хлеба, колхозники-труженики села радовались и пели песни. А потом они стали получать на трудодень 0,2 кг хлеба и ничего для кормления скота на подворье, и тогда задума-
379
лись, а стоит ли трудиться? Мало того, у колхозников земельные участки с домом и надворными постройками вначале были 0,25 га, потом 0,15 га, а потом и вовсе обанкротились. Кому же нужно было отрезать земельные участки 0,1 га, которые зарастали бурьяном и ни кем не использовались? Всего скорее местной власти, так как колхозники смогли бы этим приусадебным участком обеспечивать себя картофелем и даже часть вывозить на рынок. Ведь до ВОВ овощи и мясо как таковые в магазинах не продавали, всё брали с рынка. Вот кому-то и стало завидно.
А почем}' нельзя было установить минимум и максимум в оплате работникам колхозов на один заработанный трудодень. Допустим, минимум — 3 кг зерна, а максимум — 7 кг. То есть при хорошем урожае в данном регионе — 7 кг, при неудовлетворительном урожае — 3 кг. Можно уверенно сказать, никто бы из колхозов не бежал и никто бы не стал «раскрестьяниваться». А что касается кормов, то их работникам колхозов в Ульяновской области вообще никогда не выдавали. Люди набирали корма, нарезая в неугодьях ветки, сжиная траву серпом. Так вот, если бы местные власти хоть немного думали о работниках села, то наверняка никто бы не «раскрестьянился». Ведь система оплаты труда — это всё на любом предприятии. Она стимулирует подъем производительности труда, качество работы, заинтересованность работника. А в колхозах ее фактически не было — только сдай хлеб в хлебопоставку по плану, который давался по достигнутому урожаю. Все остальное — по трудодням. А по трудодням ничего не оставалось. Это не только принижение роли труженика сельского хозяйства, а что-то похуже.
Вот об этом и следовало бы подумать руководителям. Куда мы идем? Есть предположение, что Пленум ЦК КПСС*, рассматривая аграрную политику, сделает правильные выводы по этому вопросу.
Базов Николай Федорович, ветеран труда и войны
Ульяновская область, Ульяновский район, г. Ново-ульяновск
15 марта 1989 г.
эпилог
ИТОГИ И НАДЕЖДЫ
Великий русский крестьянин Т.С. Мальцев, новатор сельскохозяйственного производства в советскую эпоху, произнес однажды поистине золотые слова: «Человек разнолик. Он может быть велик и мал, прост и лукав, черств и отзывчив. Но он точно высок и свят, когда творит хлеб. Крохотное зернышко вобрало в себя не только солнце и землю, но и мудрость землепашца.
Хлеб — не только насыщение. Хлеб — обновление и радость, первооснова всего прекрасного.
Его творец — человек. Его певец — человечество».
Это мысли нашего современника, пережившего за свою большую жизнь годы НЭПа, коллективизации и раскулачивания, вражеского нашествия, хрущевские реформы и так называемое застойное время. Как никто другой, народный академик глубоко проник в философию и самобытную культуру крестьянства, осознав его великое предназначение быть кормильцем и державной опорой. Да, «творец-человек» не должен быть подневольным, а труд его — несвободным. Еще Г.И. Успенский, замечательный писатель и тонкий знаток российской деревни, писал: «Творчество в земледельческом труде, поэзия его, его многосторонность составляют для громадного большинства нашего крестьянства жизненный интерес, источник работы мысли, источник взглядов на все окружающее его, источник едва ли даже не всех его отношений ЧР.СТНЫХ и общественных».
История доказала, что как только земледелец мало-мальски становился свободным, скажем — избавлялся от ига помещиков-крепостников, сбрасывал ярмо продразверст
381
ки, то деревня начинала оживать, набирать силу, идти вперед, а вместе с ней — и «государство богатело». Исторический опыт, особенно зарубежных стран, свидетельствует: там, где государство оказывает всестороннюю и весомую помощь крестьянским хозяйствам (а не раскулачивает, как у нас во время «великого перелома», и не давит ценовым и налоговым прессом, как сейчас при «демократических преобразованиях»), аграрная экономика развивается бурными темпами, страна процветает, народ богатеет. Возьмем для примера Данию. В 1920-е годы основу ее аграрного строя составляли мелкотоварные крестьянские хозяйства. 25 процентов земледельческого населения имели земли не больше 1,5 десятин, 26 — от 1,5 до 4,5 десятины и 19 процентов — от 4,5 до 13,5 десятины. Таким образом, 70 процентов всех крестьянских хозяйств имели земельные угодья в пределах 1,5 — 13,5 десятины, что довольно близко к средней норме в СССР того же времени. Типичное хозяйство датского «кулака» располагало 3 — 4 десятинами земли, содержало 1 — 2 лошади. 4 — 5 коров, 2 — 3 племенные свиньи, птицу. Усадьба состояла из дома в 3 — 4 комнаты, надворных построек, фруктового сада. Валового дохода такое хозяйство давало в размере 2000 — 2500 рублей в год (в пересчете на нашу денежную систему).
Каким же образом сельское хозяйство Дании достигло замечательных успехов, несмотря на «засилье» мелкотоварного «кулацкого» производства?
Во-первых, вместо раскулачивания государство всячески оберегало крестьянское хозяйство, как самостоятельную семейно-производственную ячейку. Это подкреплялось разумной финансовой и налоговой политикой, социальными и культурными мерами его поддержки. Государство не жалело денег на устройство грунтовых дорог, развитие сельской энергетики, телефонизации и т.д. Вспомним, что у нас даже в 1950-е годы было категорически запрещено подсоединять сельские районы к государственным электросетям.
Во-вторых, магистральным путем развития сельского хозяйства было выбрано создание разветвленной сети различных кооперативов, то есть вертикальной концентрации аграрного производства. Так идеи нашего выдающегося ученого-аграрника А.В. Чаянова нашли практическое применение и блестяще воплотились не у себя на Родине, а за рубежом.
382
Не само по себе индивидуальное крестьянское хозяйство сдерживает социально-экономический прогресс. Наоборот, самостоятельное крестьянское хозяйство является той удачной для аграрной экономики первичной производственной ячейкой, в которой обеспечивается наиболее эффективное соединение работника (живого труда) со средствами производства. Именно на это обстоятельство указывал Чаянов: «Деятельность сельского хозяина носит настолько индивидуальный, местный характер, настолько обусловлена особенностями каждого клочка эксплуатируемой поверхности, что никакая руководящая извне воля не сможет вести хозяйство, если оно сколько-нибудь интенсивно. Можно сказать, что все искусство сельского хозяина как раз заключалось в умении использовать частности. Только сам хозяин, долгие годы практикой изучивший свое хозяйство, может успешно вести его, а тем более его реформировать».
Может быть, мелкое товарное производство крестьян вошло в непримиримое противоречие с формами общественного производства социалистического типа, которые начали утверждаться в годы нэпа? И как это тогда соотносилось с марксистскими взглядами по данному вопросу? Вот что писал Карл Маркс в своем труде «Капитал»: «...Мелкое производство составляет необходимое условие для развития общественного производства и свободной индивидуальности самого работника».
В.И. Ленин также уделял этой проблеме особое внимание. И это понятно. Ведь революция свершилась в стране, где в подавляющей степени были мелкотоварные крестьянские хозяйства. Следовательно, надо было четко определиться по отношению к ним. Но как? В мае 1917 года, на первом Всероссийском съезде крестьянских депутатов Ленин говорил: «Если мы будем сидеть по-старому в мелких хозяйствах, хотя и вольными гражданами на вольной земле, нам все равно грозит неминуемая гибель».
Однако глобальный эксперимент по огосударствлению крестьянской экономики в годы «военного коммунизма» показал нежизненность, более того — губительность такой политики. И взгляды Ленина на место индивидуального крестьянства в новой социально-экономической структуре претерпели в этой связи кардинальные перемены. Осмысливая суть нэпа, он уже утверждал: «Страшен ли социализму «индивидуализм» крестьянина? Его «свободная
383
торговля»? Нет». Им была выдвинута следующая стратегия поведения в отношении мелкотоварного крестьянского хозяйства: «...Главной задачей момента является правильное определение и осуществление тех мер, которые необходимы для руководства крестьянством, для прочного союза с ним, для долгого ряда постепенных переходов к крупному обобществленному машинному земледелию».
Была ли выдержана эта верная стратегия преемниками Ленина у руля партийно-государственного руководства? Нет. XIV партийная конференция, состоявшаяся в апреле 1925 года, явилась своего рода высшей точкой реализации ленинских идей о «коренной перемене точки зрения на социализм», на роль и место крестьянства в новом обществе. На ней были приняты решения об облегчении условий аренды земли и найма рабочей силы, позволившие в определенной степени раскрепостить, снять путы с растущих производительных сил деревни.
Но даже эти полшага вперед так и остались незавершенными. «Военный коммунизм» не только оказался живучим, но и в конце концов пришел на смену новой экономической политике. Во второй половине 1920-х годов стали углубляться противоречия между складывавшимися базисными структурами (развитие рыночных отношений, укрепление хозрасчетных начал крестьянских хозяйств и т.д.) и надстроечными структурами, сохранившими «левокоммунистический» характер еще со времен гражданской войны. Завещанная Лениным «коренная перемена» точки зрения на социализм не получила своего логического завершения. Нэп по-прежнему не только руководством партии, но и широкими массами рядовых коммунистов рассматривался как временное отступление перед капитализмом, а в конце 1920-х годов он был вообще «отброшен». Возобладала вульгарная точка зрения на характер отношений между основными классами общества, на способы взаимодействия и пути развития различных форм собственности, другие важнейшие элементы общественно-экономической формации нового типа.
Представления об основных структурах социалистического общества и способах их развития носили в основном догматический характер, базировались на устаревших положениях марксизма. Подавляющей части правящей партии построение социализма виделось в довольно короткие исторические сроки, на базе упрощенных схем
384
бесклассового, бестоварного, уравнительного общества. Отсюда взгляд на крестьянство, как на отживающий свой век и несовместимый с социализмом класс. Закономерные процессы общественного воспроизводства в аграрной сфере, неизбежно ведущие по мере интенсификации сельского хозяйства к дифференциации товаропроизводителей, на практике слишком идеологизировались, облекались в политические формы, в частности в виде «кулацкой опасности».
В середине 1920-х годов главными выразителями подобных идей выступили представители так называемой «новой оппозиции» — Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, Г.Я. Сокольников и другие. Они оспаривали правильность решений XIV партконференции о мерах по дальнейшему углублению нэпа (облегчение аренды земли, найма рабочей силы и т.д.), называли их «уступкой кулаку» и требовали усиления административного регулирования производственных отношений в деревне.
Группа «демократического централизма», лидером которой являлся Т.В. Сапронов, выступала с еще более «левыми» взглядами по крестьянскому вопросу. В «заявлении 15-ти», направленном ими в июне 1927 года в ЦК ВКП(б), утверждалось, что «замазывание процесса классового расслоения деревни и действительного смысла таких мероприятий, как разрешение найма рабочей силы и аренды, а также удлинение срока последней, ослабляет, а частью и сводит на нет работу по организации классовой борьбы бедняка и батрака против кулацко-за-житочной части деревни. Вместо линии на уничтожение классов ЦК на деле берет линию на «примирение» классов, которая связывает активность бедноты в ее борьбе против кулака». По мнению «децистов», «линия на мелкого производителя при всех добрых намерениях неизбежно превращается в линию на кулака», а «неспособность Центрального Комитета к проведению подлинно социалистической политики в деревне ведет к тому, что производительные силы земледелия стихийно направляются по капиталистическому руслу».
Однако в то время большинство в партийно-государственном руководстве придерживалось более умеренных взглядов, проводило — по выражению троцкистов — «центристскую» политику, якобы ведущую к «мелкобуржуазному перерождению». Действительно, официальная поли
13. В дни великого перелома
385
тика была крайне противоречивой. С одной стороны, осознавалась необходимость развития рыночных отношений, укрепления хозрасчетных начал в крестьянской экономике и т.д. С другой — «левокоммунистическая» идеология и политика с их такими непременными атрибутами, как диктатура, уравнительность, единомыслие, «скачки» (т.е. попытки перепрыгивать через целые исторические этапы), подавляли, деформировали, просто уродовали закономерные процессы общественно-экономического развития. Вопреки законам расширенного воспроизводства, в деревне искусственно создавалась «середняцкая» система. Всеми способами, начиная от финансовых и кончая репрессивными, крестьянские хозяйства подгонялись под уровень «середняков». Вкладывались колоссальные средства в малоэффективные крестьянские хозяйства (бедняцкие), и всячески тормозилось развитие интенсивных («кулацких»).
Такая политика «осереднячивания» по экономической сути приводила, скажем так, к возрождению простого воспроизводства, натурального хозяйства, невосприимчивого к передовой агрокультуре, техническому прогрессу. Например, осенью 1927 года на складах торговых организаций скопилось сельскохозяйственных орудий на 70 миллионов рублей. И это была в основном новая производительная техника. Но дело заключалось в том, что одни крестьяне не имели денег для ее приобретения, а другим это не разрешалось властями. Таково одно из последствий курса на «осереднячивание», утверждавшего приоритет идеологических установок перед естественным ходом экономического развития. Закономерно, что эта политика привела к сдерживанию, застою и регрессу экономики нэповской деревни.
Еще одно обстоятельство. Упрощенное понимание экономической основы социализма предполагало ликвидацию многоукладное™ в народном хозяйстве, создание однотипной собственности (государственной). Тем самым каналы создания национального богатства перекрывались ровно на столько, на сколько ликвидировались так называемые несоциалистические уклады. И заполнить эту брешь должна была тотальная система государственных предприятий. Само собой разумеется, реализация подобной экономической модели требовала огромных средств. А рассчитывать на помощь из-за рубежа не приходилось.
386
И следующее, чрезвычайно важное обстоятельство. Все более давали о себе знать факторы, малозависимые от политической воли руководства и господствующей идеологии, которые неумолимо подталкивали к «большому скачку». Речь шла о том, что Россия как великая держава обязана была вернуться в мировое сообщество. Но вернуться индустриальной державой, способной вписаться в международные хозяйственные связи и общественное разделение труда, проводить самостоятельную внешнюю политику, подкрепленную крепкой обороной.
Вот почему XV съезд ВКП(б) официально закрепил курс на форсированное развитие индустриальных отраслей. В его директивах было записано: «Учитывая возможность военного нападения со стороны капиталистических государств на пролетарское государство, необходимо при разработке пятилетнего плана уделить максимальное внимание быстрейшему развитию тех отраслей народного хозяйства вообще и промышленности, в частности, на которые выпадает главная роль в деле обеспечения обороны и хозяйственной устойчивости страны в военное время».
Действительно, выясняя причины «революции сверху», перевода народного хозяйства на рельсы форсированной индустриализации, совершенно неправомерно сбрасывать со счетов фактор капиталистического окружения. Что бы сейчас ни говорилось, а реальная история была таковой: попытку создания нового общественного строя в России большинство буржуазных государств восприняло не только прохладно, но и просто враждебно. В 1927 году международная обстановка еще более обострилась, на что обращали внимание делегаты XV съезда ВКП(б).
Все это в основном и породило «великий перелом» в нашей стране на рубеже 1920 — 30-х годов.
К концу 1920-х годов стало совершенно ясно — требовалось колоссальное напряжение сил и энергии самого Советского Союза, чтобы не только выжить, но и победить. Прежде всего нужно было срочно форсировать индустриализацию. Для этого потребовались просто немыслимые по законам нормального общественного воспроизводства капиталовложения. Например, капитальные вложения в отрасли тяжелой промышленности увеличились в 1928/29 хозяйственном году — по сравнению с 1925/26 —
387
более чем в 2,5 раза, а по таким отраслям как электроэнергетика, угольная промышленность, черная металлургия, электротехника — в 3 — 3,5 раза, цветная металлургия — более чем в 5 раз.
Но и этих темпов оказалось недостаточно. Во второй половине 1929 года начался коренной пересмотр всех основных народнохозяйственных пропорций. В августе ЦК ВКП(б) принял постановления о значительном увеличении капиталовложений в металлургию, машиностроение, химическую промышленность и другие отрасли. Только расходы на вооружение за годы первой пятилетки возросли в 10 раз, в то время как по плану общие затраты на управление и оборону намечалось увеличить с 1,76 миллиарда лишь до 2,31 миллиарда рублей.
Где было взять средства, да и как строить отношения с мелкотоварным крестьянским хозяйством? Вот вопрос вопросов, вокруг которого завязалась острая внутрипартийная борьба. С одной стороны, это были ставшие «левыми» сторонники Сталина, с другой — умеренные «правые» бухаринцы. Содержание этих дискуссий хорошо раскрыто в книге «Советская экономика: экономика и экономическая политика СССР» одного из талантливых единомышленников Бухарина А.Ю. Айхенвальда: «Нетрудно убедиться, что в условиях советского хозяйства частное накопление не только противостоит социалистическому накоплению во враждебной позе, но и объединяется с ним и вливается в него. Более того, основным и характерным отношением важнейших видов частного накопления к социалистическому вполне может быть не борьба и противопоставление, а сочетание и объединение... Социалистическое руководство крестьянским накоплением открывает перед сельским хозяйством возможность такого роста, какой вообще немыслим в капиталистических условиях. Феодальные путы, висевшие на крестьянстве, уничтожены дочиста Октябрьской революцией; с нэпом крестьянин получил необходимый хозяйственный простор. Рост индустрии обеспечивает технические и рыночные предпосылки для подъема сельского хозяйства».
Особо следует остановиться на взглядах представителей советской научной аграрной школы, которая активно и плодотворно продолжала работать вплоть до 1930 года. Известные ученые-аграрники принимали непосредственное участие в выработке многих документов по аграрной
388
политике. В свое время к ним прислушивались, просили у них совета. Так, в октябре 1927 года была создана комиссия Политбюро ЦК ВКП(б), которой поручалось подготовить к XV съезду партии тезисы «О работе в деревне». Комиссия обратилась к ряду ученых и специалистов с просьбой дать свои предложения о перспективах развития сельского хозяйства. Свои материалы подготовили и направили в комиссию А.В. Чаянов, Н.Д. Кондратьев и другие крупные ученые и аграрники. В целом можно сказать, что в этих материалах были синтезированы все крупнейшие научные исследования по аграрным проблемам в СССР, определены реальные перспективы этого сектора.
По мнению Кондратьева, «на ближайшее обозримое время вопрос о развитии сельского хозяйства будет, как и раньше (с точки зрения удельного веса), прежде всего вопросом развития индивидуальных крестьянских хозяйств, хотя бы и объединенных в кооперативы на основе сбыта и переработки продуктов сельского хозяйства, а также на почве снабжения его орудиями и средствами производства». И еще: «Современные условия развития сельского хозяйства создают достаточную гарантию для предотвращения резких сдвигов в социальном расслоении деревни. Равным образом эти условия обеспечивают дальнейший подъем беднейших слоев деревни. При этом условии задача поддержания достаточного темпа развития сельского хозяйства, повышения его товарности и развития сельскохозяйственного экспорта требует весьма осторожной и поощрительной политики в отношении трудовых развивающихся высокотоварных хозяйств».
По мысли Чаянова, «в данной фазе строительства сельского хозяйства дело еще далеко не в ломке крестьянского хозяйства, как такового, а в совершенно других формах нарастания социалистических элементов, которые не только покроют собой нарастание элементов фермерских, но и с неизбежностью приведут к коренному социальному переустройству структуры земледелия». «Эти элементы, — отмечал он, — в данной фазе развития следует искать в области вертикальной концентрации сельского хозяйства. Здесь, и главным образом здесь, и происходит решающее в настоящее время накопление социалистических элементов». «Иначе говоря, — писал о вертикальной концентрации Чаянов в своем труде «Организация крестьянского хозяйства», — единственно возможный в
389
в наших условиях путь внесения в крестьянское хозяйство элементов крупного хозяйства, индустриализации и государственного плана — это путь кооперативной коллективизации, постепенного и последовательного отщепления отдельных отраслей от индивидуальных хозяйств и организации их в высших формах крупных общественных предприятий».
Значительное место в своих предложениях Чаянов уделял рассмотрению вопроса о месте сельского хозяйства в системе индустриализации. Основная его мысль сводилась к следующему: «Развитие удельного веса промышленности... должно предполагать крупнейшие видоизменения в сельскохозяйственной базе этой промышленности; в частности, развивая промышленность мы должны совершенно видоизменить строение ее сырьевой базы, как поставщика сырья, и всячески развить товарные формы сельского хозяйства...».
Таковы в общем плане были подлинно научные представления о перспективах развития нашего сельского хозяйства. Но они не могли быть востребованы тогдашним руководством. Как же тогда понимали сами партийные лидеры сущность перехода к новым формам хозяйствования на селе? Вот какое положение выдвинул В.М. Молотов на XV съезде ВКП(б): «Вопрос о переходе к крупному общественному хозяйству — вопрос классовой борьбы в деревне. Против этого выступит и окажет огромное сопротивление кулак». Его точку зрения поддержал Я.А. Яковлев: «Наше мелкое хозяйство, по существу говоря, стоит в такой позиции: или оно станет навозом, на котором вырастет выгодное, рентабельное, с большой производительностью труда, кулацкое хозяйство, — это путь не наш и мы его не допустим, — или мы найдем у себя ресурсы, необходимые и достаточные для того, чтобы мелкое хозяйство поднять на позиции крупного...».
Понимание сущности и стратегии аграрных преобразований в России учеными-аграрниками — с одной стороны, и политическими вождями — с другой, развело их по разные стороны. Может быть, в другое время все бы закончилось мирными дискуссиями. Но...
В июне 1930 года органами ОГПУ по личному распоряжению Сталина (потребовавшего «прогнать сквозь строй гг. Кондратьева, Юровского, Чаянова и т.д.») они были арестованы, а затем расстреляны.
390
Кульминацией борьбы вокруг перспектив развития сельского хозяйства стал объединенный Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б), который состоялся 16 — 23 апреля 1929 года. На нем с изложением своей позиции выступил Н.И. Бухарин. Он стоял на той точке зрения, что в данный момент ситуация «позволяет нам сочетать колхозно-совхозное строительство с подъемом индивидуального хозяйства, при систематическом его кооперировании, и в то же самое время не бояться того, что мы прямо говорим о возможности и необходимости развития хозяйства середняков и бедняков». «Ничего здесь ужасного нет, — продолжал он, — и здесь есть еще огромные возможности развития, вопреки целому ряду «новейших» теорий, которые говорят, что никакой такой возможности нет, что здесь все возможности «исчерпаны»». Бухарин выступил за развитие стимулирования индивидуальных крестьянских хозяйств в сочетании с крупными зерновыми хозяйствами типа колхозов и совхозов. Он также подверг резкой критике выдвинутую Сталиным теорию обострения классовой борьбы. Бухарин говорил: «Я называл идиотизмом положение, что мы обострение классовой борьбы должны возвести в закон нашего реконструктивного периода, и что мы должны разжигать классовую борьбу. Вот что я называл идиотизмом, и сейчас так называю».
Бухарина поддержали, к примеру, Рыков, М.П. Томский, Н.А. Угланов. А.И. Рыков очень точно выразил позицию сталинского большинства по аграрному вопросу. Вот что он говорил: «Разница в оценке создавшегося положения восходит, мне кажется, к началу 1928 или даже к концу 1927 года. При оценке прошлогодних затруднений одна часть Политбюро, большинство его, исходило из того, что «мы уже достигли довоенной нормы посевных площадей и валовой продукции...» (Сталин), что «растет и богатеет деревня, вырос и разбогател, прежде всего, кулак», что «три года урожая не прошли даром» и «хлебных излишков в этом году не меньше, чем в прошлом году», что хлеба в стране много и т.д. и т.п. В основе оценки, выраженной в этих и подобных положениях, покоится та главная мысль, что вопрос у нас должен идти не о том, что мало хлеба в стране, не о том, что отстает производство хлеба, а лишь о том, как его взять. «Нужно его уметь взять», — вот один оттенок!»
391
Рыков выступил, причем в убежденной, категорической форме, за всемерное развитие товарно-денежных отношений «с производителями хлеба». Он подчеркнул, что и «колхоз будет стремиться, на почве рыночных отношений, получать возможно большую цену за свой продукт. Ведь от высоты хлебных цен зависят доходы колхозов, доход организованного в них крестьянства».
Поддержанный большинством в партийном руководстве, Сталин пошел по другому пути. В теоретическом плане вопрос для него был решен. Проблема состояла в следующем: найти подходящую конкретную форму и подходящий механизм изъятия продукта. И такой механизм был найден в возрождении «военно-коммунистических» методов отношения к крестьянству.
На этом же пленуме Рыков предупреждал: «Кое-кто начинает скатываться к совершенно новой постановке вопроса об отношении к мелкому товаропроизводителю. Эта новая постановка в ее последовательном выражении может быть сформулирована так: «...Хозяйственное руководство должно исходить прежде всего из интересов защиты пролетарской диктатуры; при этом может появиться необходимость в военно-коммунистической хозяйственной политике («военный коммунизм»), которая есть ничто иное, как организация рационального потребления в целях военной обороны при системе усиленного нажима на капиталистические группы (конфискация, реквизиция и т.д.), при более или менее полной ликвидации свободной торговли и рыночных отношений, при резком нарушении индивидуалистических хозяйственных стимулов мелкого производителя...».
Откуда взята эта цитата? Из программы Коминтерна, и в ней заключена характеристика... периода военного коммунизма. Многое из этой характеристики теперь в нашей экономической действительности растет очень быстро».
Эволюционный характер новой экономической политики вошел в острое противоречие с запланированным «большим скачком» в индустрии. По выражению Сталина, возникла «необходимость подтянуть, подогнать сельское хозяйство к темпу развития нашей индустрии».
Закономерно возникает вопрос, а какие шансы на выживание имелись у «бухаринской альтернативы» развития сельского хозяйства, у чаяновско — кондратьевского варианта? Думается, что в сложившихся конкретно
392
исторических условиях эти два пути аграрных реформ были обречены на провал.
Вначале о «бухаринской альтернативе». По существу, предложения сторонников Бухарина о сбалансированности темпов роста промышленности и сельского хозяйства, по упорядочению ценовых отношений и т.д. были нацелены на продолжение политики классического нэпа. Так или иначе после временной стабилизации вновь наступил бы «хлебный кризис». Такое было в 1925 году, а затем в 1928. Так могло бы произойти в каком-нибудь 193... году. «Буха-ринская альтернатива» — ничто иное, как «мягкий, самортизированный» сталинский вариант решения аграрных проблем.
У Сталина и Бухарина была однотипная система политико-экономических воззрений, в частности, на природу и место крестьянства в будущем обществе. Это были «единоверцы», мало чем отличавшиеся друг от друга по «родовым» или, как сейчас говорят, знаковым признакам.
Не могло сталинское руководство использовать в своей политике научные достижения Чаянова и его единомышленников, воззрения и практическая деятельность которых опирались на глубокое и всестороннее познание объективных законов социально-экономического развития сельского хозяйства, общественной системы в целом, выводили на дорогу реалистичного, а не утопического, решения аграрных вопросов*. Эти ученые связывали будущее деревни с просвещенным крестьянством, прекрасно владеющим искусством земледелия, а значит, и независимым
393
в своих суждениях и хозяйственных деяниях. Это в корне противоречило командно-административной по своей сути политике «великого перелома», волюнтаристским взглядам и устремлениям ее творцов.
Таким образом, к концу 1920-х годов в стране образовался туго переплетенный узел общественно-экономических противоречий. Их «ножницы» неуклонно расширялись. С одной стороны, естественный ход новой экономической политики требовал глубокой либерализации производственных отношений в аграрном секторе, укрепления товарного характера сельскохозяйственного производства поскольку закон стоимости объективно связан с равноценным обменом между сельским хозяйством и промышленностью. С другой — «левокоммунистическая» политика все более и более отторгала набиравшие «обороты» естественные процессы экономического и социального развития общества. С особой силой это проявилось в ходе преодоления «хлебного кризиса» зимой 1927 — 1928 года. Тогда впервые после гражданской войны — под вывеской борьбы с саботажем «кулаков» — против крестьян в широком масштабе были применены «чрезвычайные меры» репрессивного характера. Но наступление на «кулака» проводилось еще в основном экономическими методами.
Если снять пропагандистскую, идеологическую оболочку с тех мероприятий, которые стали осуществить после XV съезда ВКП(б), то вполне очевидно, что они были направлены против всего класса крестьянства, а не отдельных социально-экономических прослоек.
15 декабря 1928 года ЦИК СССР принял постановление «Общие начала землепользования и землеустройства». Этим документом была подведена правовая база под раскрестьянивание. Статья 1 «Общих начал...» констатировала: «Основой земельного строя Союза ССР, обеспечивающей возможность социалистического строительства в сельском хозяйстве, а также проведение землеустройства и организацию землепользования в интересах основной массы крестьянства — бедняков и середняков, является национализация земли, т.е. отмена навсегда частной собственности на землю и установление на нее исключительно государственной собственности Союза ССР. Всякого рода сделки, нарушающие в прямой или скрытой форме начала национализации земли (купля-продажа, залог, дарение, завещание земли, самовольный противозаконный
394
обмен землей и т.п.), недействительны и влекут за собою уголовную ответственность участников этих сделок вплоть до лишения их по суду права пользования землей».
Следовательно, земля — главное средство производства в сельском хозяйстве, изымалась у непосредственных производителей и поступала в полную собственность и распоряжение правящей «номенклатуры». Такая ситуация позволяла наращивать давление на свободных землевладельцев, распоряжаться созданными ими продуктами труда, полностью овладеть, помимо политической, и экономической властью.
Сокращалась аренда земли сроком до 6 лет, а причисленным к «кулацким» крестьянским хозяйствам она была полностью запрещена. При проведении обязательного землеустройства у крупных крестьянских хозяйств отрезалась большая часть земельных угодий. В том же 1928 году «кулакам» было запрещено продавать все типы сложных сельскохозяйственных машин, у них были экспроприированы трактора.
В проведении «наступления на кулачество» важное место отводилось налоговой политике. Для усиления обложения так называемых зажиточно-кулацких хозяйств были введены процентные надбавки и индивидуальное обложение. Так, в 1928 — 1929 годы к уплате налога с процентной надбавкой было привлечено от 10 до 12 процентов зажиточных крестьянских хозяйств. Для «кулаков» нормативный метод определения дохода был отменен, и они облагались в индивидуальном порядке, то есть так, как захочет того сельсоветчик. Это открывало «зеленую улицу» произволу, волюнтаристскому вмешательству в воспроизводственные процессы аграрной экономики.
Одновременно всячески раздувался миф о росте «кулацкого» террора. Идеологические выдумки подкреплялись конкретной работой карательных органов по пресечению якобы нарастающего вала смертельной опасности со стороны «кулаков». В информационной сводке о деятельности СНК и СТО СССР и ЭКОСО* при СНК РСФСР в разделе «Карательная политика» сообщалось: «Количественные итоги применения за истекшее время судами
395
РСФСР (без автономных республик) мер социальной защиты рисуются в следующем виде: если за первую половину 1928 г. всего было осуждено 466240 чел., то во вторую половину 1928 г. это число возрастает до 489389, т.е. на 5% по сравнению с первой половиной, а в первую половину 1929 г. — до 578247, или на 24%, и во вторую половину 1929 г. — до 637826, т.е. на 36,8% по отношению к первой половине 1928 г. ...Резкое возрастание числа осужденных в первую (на 24%) и в особенности во вторую половину (на 36,8%) в 1929 г. следует объяснить обострившейся классовой борьбой в деревне».
Интересно отметить следующий момент. Экономические интересы при проведении карательной политики против крестьянства были далеко не на последнем месте. В этом же вышеназванном документе особо подчеркивалось: «В течение 1929 г. конфискация имущества играла видную роль в классовой борьбе в деревне, фактически подготовляя раскулачивание кулачества».
Руководство страны внимательно следило за развитием событий в деревне. Становилось ясно, что сохранение и, более того, дальнейшее углубление и расширение новой экономической политики неизбежно связано с усилением позиций самостоятельных товаропроизводителей, прежде всего крестьянских хозяйств. Чем это было чревато? Ответ дал сам Сталин, который, выступая на Пленуме ЦК ВКП(б) в ноябре 1928 года, разъяснял: «Что значит не мешать кулацкому хозяйству? Это значит дать кулаку волю. А что значит дать ему волю? Это значит дать ему власть».
Понятно, что такого хода развития событий допустить было нельзя.
И все же политика раскулачивания в 1928 году была ограниченной, в какой-то степени непоследовательной. Сталинское окружение чувствует зыбкость своего положения, отсюда и неуверенность в проведении «твердой» политики в отношении крестьянства, хотя взятые руководством «бешеные» темпы индустриализации и милитаризации страны требовали колоссальных средств. За это оно подвергается жесткой критике как «слева», так и «справа». Так, представители «децистов» в марте 1928 года распространили документ, в котором упрекали партийно-государственное руководство за слабое «наступление на кулака», противоречивость принимаемых решений,
396
образно говоря, за «недогибы». По их мнению, руководители партии «одной рукой подписывают кулацкие законы, другой организовывают коммунистические продотряды. Одной рукой усиленно помогают росту кулацких элементов, создавая крепко крестьянскую буржуазию, а другой привлекают десятка два кулаков к суду по 107 ст. Или левая рука не знает, что делает правая, или... левые зигзаги и делаются с определенной целью прикрыть правую политику. Последнее, по-видимому, вернее».
Зато «правые» подвергали Сталина за «перегибы», то есть за широкие масштабы применения чрезвычайных мер, усиление «военно-коммунистических» методов в отношениях с крестьянством.
Надо признать, что «центристы» (так в то время политические оппоненты называли сторонников Сталина) оказались более дальновидными и практичными в борьбе за власть. Они сумели сделать в этой борьбе главное: привлечь на свою сторону подавляющую часть нового класса «управленцев», начиная от сельских активистов и кончая руководителями партии и государства. В итоге к лету 1929 года «левые» были разгромлены, оказались в ссылке, а «правые» — нейтрализованы и по существу отстранены от выработки и проведения политики. Это очень важный момент. Сталин был на этот период застрахован от экстремистских шагов «военно-коммунистического» давления и, в то же время, получал простор для проведения чрезвычайных мер в подходящее время.
Летом 1929 года начинается массированное политическое и административное давление на «кулака». Все шире распространяется практика лишения их избирательных прав. «Лишенцы» становились изгоями общества, по существу людьми без гражданства со всеми вытекающими отсюда последствиями. 18 июля 1929 года ЦК ВКП(б) дал указание местным органам «о нецелесообразности приема кулака в состав колхозов и о необходимости систематической работы по очистке колхозов от кулацких элементов, пытавшихся разлагать колхозы изнутри». Во исполнение этой директивы сельские партийные организации стали дружно принимать решения о запрещении приема кулаков в колхозы, проводить чистку кооперативов.
Экономические и политические меры изживания «кулака» подкреплялись репрессивными. 3 октября 1929 года Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило директиву, в которой
397
предписывалось: «Поручить ОГПУ и НКЮстам РСФСР и УССР принять решительные и быстрые меры репрессий, вплоть до расстрелов, против кулаков, организующих террористические нападения на совпартработников, и другие контрреволюционные выступления (вроде создания повстанческих организаций кулаков и кадрового офицерства в Нижнем Поволжье).
Проводя соответствующие кары, как правило, через судебные органы, в отдельных случаях, когда требуется особая быстрота, карать через ГПУ. Соответствующие меры ОГПУ принимает по согласованию с областкомами РКП(б), а в более важных случаях по согласованию с ЦК ВКП( б)».
Через два дня, 5 октября 1929 года, Политбюро ЦК ВКП(б) дало положительный ответ на ходатайство Средне-Волжского обкома партии о создании особых «троек». Создание репрессивного механизма было поставлено на поток. 29 октября циркуляром ОГПУ в центральном аппарате образовывались «тройки» для предварительного рассмотрения следственных дел и последующего их доклада на заседании коллегии или Особого совещания. «Тройки» незамедлительно приступили к работе.
Чисто пропагандистским было постановление ЦИК и СНК СССР от 16 ноября 1929 года «Об оказании помощи лицам и хозяйствам, пострадавшим от кулацкого насилия». Прочитав этот документ, можно было подумать, что на страну напали безжалостные захватчики, убивающие и все сжигающие на своем пути. Наступление на «кулака» предусматривалось вести по нескольким направлениям, чтобы добиться поставленных целей. В политическом плане это — создание социальной базы, адекватной «левокоммунистической» модели общества, ликвидация политически «ненадежного» класса мелких товаропроизводителей; в экономическом — получение источника для реализации форсированных планов индустриализации экономики и милитаризации, решение социальных проблем, в том числе повышение жизненного уровня бедных слоев населения; в идеологическом — пример воплощения в жизнь идей социального равенства, построения бесклассового и бестоварного общества. Конечно, эти три крупных направления определены с известной степенью условности. На каких-то этапах, в зависимости от конкретных условий, преобладало то или иное направление в наступлении на «кулака».
398
Но осенью 1929 года наступил момент, когда созрели достаточные условия (в том числе и внешнеполитические — вползание многих капиталистических стран в небывалый в мировой истории экономический кризис) для одновременного наступления по всем направлениям. 7 ноября (символично избрана дата годовщины революции, что совсем не случайно) в «Правде» была опубликована статья Сталина «Год великого перелома». Вождь заявил, что «партия сумела целесообразно использовать наше отступление на первых стадиях новой экономической политики для того, чтобы потом, на последующих ее стадиях, организовать перелом и провести успешное наступление на капиталистические элементы».
10— 17 ноября 1929 года состоялся Пленум ЦК ВКП(б), где были обсуждены доклады председателя Кол-хозцентра СССР Г.Н. Каминского «Об итогах и дальнейших задачах колхозного строительства», генерального секретаря ЦК КП(б) Украины СВ. Косиора «О сельском хозяйстве Украины и о работе в деревне», секретаря ЦК ВКП(б) В.М. Молотова «О союзном Наркомземе». Одно из центральных мест занял вопрос об отношении к «кулаку». На пленуме с короткой речью выступил Сталин. Но это выступление задало соответствующий тон настроениям и позициям остальных ораторов. «В самом деле, — сказал Сталин, — правильна ли наша политика наступления на кулачество? Теперь даже слепые видят, что она безусловно правильна». Его поддержали все выступавшие. В целом их позиция заключалась в следующем: необходимо развернуть решительное наступление на капиталистические элементы деревни.
Важно подчеркнуть, что именно на этом пленуме был выдвинут тезис о необходимости увязки раскулачивания с коллективизацией. Наиболее выразительно и четко эту идею определил Косиор. Он сказал: «Именно по линии перестройки сельского хозяйства мы проведем более жестокий бой с кулачеством. Хлебозаготовки — это есть только часть, отдельный серьезный участок этой борьбы, а главная борьба происходит вокруг социалистического переустройства деревни, против которого выступает кулак». А Молотов дал установку, которая впоследствии успешно выполнялась в течение ряда лет: «Как быть с кулаком. Ответ на этот вопрос вытекает из того, что мы идем теперь развернутым по всему фронту наступлением на капиталистические элементы.
399
...Поэтому те меры, которые вытекают из такого отношения к кулаку, отношения к нему, как к злейшему и еще недобитому врагу, эти меры будут правильными и необходимыми. Без такого отношения к кулачеству мы не овладеем делом коллективизации».
В итоге пленум принял решение, в котором намечалось «проводить курс на решительную борьбу с кулаком, на выкорчевывание корней капитализма в сельском хозяйстве, на быстрейшее объединение индивидуальных бедняцко-середняцких хозяйств в крупные коллективные хозяйства, на подготовку условий для развития планового продуктообмена между городом и деревней». Перспектива была определена четко: построение общества без классов, рынка, товарного производства, а следовательно, как казалось, без эксплуатации человека человеком.
Спрашивается, могло ли руководство страны пойти на отбрасывание новой экономической политики, исходя лишь из собственных замыслов и опираясь на силы «верхушки»? Вряд ли. Нужна была мощная поддержка «низов». Сталин, памятуя о печальном опыте троцкистов, сумел ее обеспечить. Трудное и противоречивое развитие нэпа на протяжении почти всего отрезка 1920-х годов так и не привело к «осереднячиванию», этому утопическому идеалу социального равенства в безбрежном анклаве мелкотоварного производства. Сама политика «осереднячи-вания» противоречила основным законам общественного производства. Несмотря на огромнейшие усилия партии и государства по подъему бедняцких и «укорачиванию» зажиточных слоев (например, с первых вообще снималась налоговая и иная повинность, а на вторых — взваливалось непомерное бремя этих повинностей), деревня так и не была снивелирована ни в социальном, ни в экономическом аспектах.
Бедняки и малоимущие середняки, исходя из опыта хозяйствования на нэповских рельсах, разочаровались в надеждах улучшить жизнь путем самостоятельного индивидуального хозяйствования. Поэтому лозунг массовой коллективизации был ими встречен если не восторженно, то как реальная попытка найти счастливую судьбу на коллективистских началах. Строительство социализма представлялось им некоей религиозной оболочкой, одухотворением новой жизни. В какой-то мере вовлечению довольно большой массы крестьянства в колхозы способствовали также
400
опыт и показатели хозяйствования первых при Советской власти колхозов. Эти коллективные сельскохозяйственные предприятия действительно функционировали на хозрасчетных началах, в немалой степени используя товарно-денежные отношения и рыночный механизм. Природа этих колхозов мало чего общего имела с социализированными латифундиями, созданными затем в результате сплошной коллективизации. Умелая организация труда и производства позволяла многим из них достигать неплохих результатов, последовательно осуществлять принцип материальной заинтересованности. Тем более что колхозы периода нэпа получали многостороннюю поддержку со стороны государства. Вот почему даже зажиточные крестьяне были не прочь вступить в такой колхоз — и вступали. И когда был объявлен лозунг сплошной коллективизации, крестьяне ориентировались именно на такие коллективные хозяйства, резонно полагая, что в них жизнь может быть если не лучше, то во всяком случае не хуже.
Такая ситуация в определенной степени нейтрализовала сопротивление крестьян насильственным методам коллективизации. Вот почему Сталин вполне обоснованно утверждал, что «мы имеем теперь дело с чрезвычайными мерами нового порядка, подкрепляемыми миллионными массами бедняков и середняков и представляющими составную часть дела наступления на кулачество, дела развития колхозного движения».
И еще одно соображение. Для проведения раскулачивания необходимы были исполнители, причем убежденные в правоте проводимой ими работы. По словам Сталина, сказанным им в апреле 1929 года на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), «чтобы провести план массового движения за колхозы и совхозы, для этого необходимо прежде всего, чтобы партийную верхушку поддержала в этом деле в первую очередь партия в своей массе».
И эта работа была проведена весьма успешно. В 1928 — 1930 годы в деревню была послана целая армия «политических бойцов» и организаторов «новой» жизни. Общая ее численность составила около 250 тысяч человек. Это были люди, не сомневавшиеся в правоте своей миссии и без колебаний выполнявшие «генеральную линию партии». Так, 18 декабря 1929 года комиссия Политбюро ЦК ВКП(б) по вопросу о районах сплошной коллективизации приняла особо секретное решение, которым предусматривалось
401
«полностью перевести комвузы и совпартшколы на подготовку работников для коллективизирующихся районов, в частности, выпуск этого года целиком направить в районы сплошной коллективизации». Один из таких «миссионеров», некто Орлов, писал в ЦК ВКП(б): «Мы бодры, как никогда. Мы еще повоюем за реконструкцию сельского хозяйства. Мы не одни, с нами вся партия...».
Вместе с тем нельзя умолчать о ряде других обстоятельств, дополняющих картину «великого перелома» и объясняющих ту сравнительную легкость, с которой сталинскому руководству удалось его осуществить. Они кроются, в частности, в вековых традициях централизованной государственности и общинных крестьянских устоях, которые как бы подпитывали «революцию сверху», гасили остроту социальных конфликтов.
В первую очередь речь идет об институте общины, который имел для судеб российского крестьянства поистине определяющее значение. Действительно, община с ее социально-экономическим микроциклическим организмом значительно облегчила проведение коллективизации. Ведь в сельской общине имелись общественная земля, поделенная на наделы, общественные неделимые покосы, выпасы, общественный страховой фонд зерна в общественных амбарах и т.д. Община — это в принципе готовая форма колхоза, это веками спаянный в единой трудовой деятельности коллектив.
Великолепный знаток русской общины Н.Н. Златов-ратский очень метко уловил сущность общинника, его духовный настрой. Вот как он живописно описывал один из эпизодов в жизни крестьянской общины: «Настало время сенокоса. Уже не тысячедушная, а масса народа, числом до 3000 душ баб и мужиков, парней и девок, разряженная и гульливая, выступала на широкие пойменные луга, расстилавшиеся кругом, как степь. На этой зеленой площади все три тысячи душ жили одной жизнью, одной мыслью, одним чувством и биением сердец. Что за дело, что каждой из этих трех тысяч душ достанется из этого обширного луга 1/3000 часть, величиною, может быть, в 1/2 мужицкого лаптя... Может быть, это и плохо, это скудно, но зато он чувствовал себя «хозяином» и царем не одного этого несчастного пол-лаптя, а всей необозримой зеленой степи, по которой рассыпались 3000 душ, его однообщинников!»
402
Между прочим, еще Карл Маркс, анализируя русскую общину, отмечал, что «привычка крестьянина к артельным отношениям облегчает ему переход от парцеллярного хозяйства* к хозяйству кооперативному...».
Не менее важное значение в успехе «революции сверху» имели вековые традиции централизованной русской государственности. Особая специфика ее развития заставляла «подкреплять» чисто экономические проблемы сильным административным аппаратом и армией. Все это было характерно для российской истории, и, надо полагать, за несколько лет существования нового общественного строя вряд ли удалось разрушить «до основа-няя» то, что складывалось веками, вошло в гены многих и многих поколений.
Итак, «революция сверху», проведенная на рубеже 1920 — 30-х годов, завершилась полной ее победой. «Это был глубочайший революционный переворот, — отмечалось в «Кратком курсе истории ВКП(б)», — равнозначный по своим последствиям революционному перевороту в октябре 1917 года.
Своеобразие этой революции состояло в том, что она была произведена сверху, по инициативе государственной власти, при прямой поддержке снизу со стороны миллионных масс крестьян, боровшихся против кулацкой кабалы, за свободную колхозную жизнь».
Проводимые в дальнейшем реформы по улучшению системы сельскохозяйственного производства сводились в основном или к совершенствованию сложившейся в 1930-е годы структуры «колхозного строя», или к попыткам демонтажа ее отдельных элементов. Однако предпринимаемые усилия не могли обеспечить длительную, стабильную динамику прогресса в деревне, так как намечаемые и реализуемые меры опирались все на те же командно-административные, мобилизационные методы. Вопросы в основном касались организационных, финансовых, материальных мер оказания помощи сельскому хозяйству. Эти меры не вторгались в сферу производственных отношений, не вносили принципиальных, коренных изменений в механизм, способ соединения сельского труженика с землей, средствами производства. Проводились они директивно, из Центра. Все решалось помимо воли
403
самих крестьян. Крестьянин как был отчужден от земли, так и оставался сторонним наблюдателем за всем происходящим на ней, безразличным к своему труду и его результатам.
Большей частью советское руководство увлекалось постановкой грандиозных задач, выработкой обширных программ, намечало одним махом решить все проблемы. Сколько было различных форумов на самом высоком уровне по сельскому хозяйству, сколько принималось хороших решений, но до конца ни одно из них по существу не было доведено. Все время бежали вперед, выдвигали необоснованные планы, намечали невыполнимые сроки, то есть, отрывались от реальной почвы.
Проходило намеченное время, и опять ставили новые задачи. Не решив одних проблем, брались за следующие, которые в свою очередь снова не решались. И вот уже налицо, так сказать, умножение проблем. Образно говоря, хотели на скорости оторваться от «хвоста» нерешенных вопросов. И все это не оглянувшись назад, не обратившись к прошлому, не проанализировав обстоятельно и хорошие результаты, и негативные явления...
Изменения в политической ситуации в первой половине 1950-х годов открывали возможности перестройки и хозяйственного механизма. Наметился поворот к более полному познанию и использованию объективных экономических законов развития общества. В это время был принят целый ряд важнейших социально-политических решений, с целью улучшить командно-бюрократическую систему управления аграрной экономикой. Историческое значение сентябрьского (1953 г.) Пленума ЦК КПСС состояло в том, что партия заявила о возможности одновременного развития высокими темпами тяжелой, легкой промышленности и сельского хозяйства, что стало основой для последующего значительного роста суммы и доли капитальных вложений в развитие аграрного сектора. Впервые также был поставлен вопрос о материальной заинтересованности сельских тружеников в росте производства и увеличении его доходности как одном из коренных принципов хозяйствования.
Стремлением изменить приоритеты и методы экономического строительства явились отмена обязательных поставок в 1958 году, реорганизация МТС, передача техники колхозам и ликвидация натуроплаты в 1959 году,
404
предпринимавшиеся шаги по отходу от директивного планирования, расширению самостоятельности и инициативы колхозов и совхозов.
Однако все эти меры, с одной стороны, были явно недостаточными для кардинальных перемен в аграрной сфере и осуществлялись нередко волюнтаристскими методами, а с другой — сопровождались субъективистскими ошибками в определении стратегических направлений преобразования деревни, что привело к просчетам в планировании, финансировании и кредитовании сельского хозяйства, в политике цен. Серьезные недостатки имела практика организации заготовок и закупок сельскохозяйственных продуктов. Большой вред колхозному и совхозному производству нанесли необоснованные реорганизации руководящих органов, порождавшие обстановку безответственности и неуверенности в работе.
Мартовский (1965 г.) Пленум ЦК КПСС скорректировал курс от «крутого подъема» просто к «подъему сельского хозяйства». Была предпринята еще одна попытка дать гарантии доходности хозяйств на основе восстановления экономических законов развития социализма, принципов материальной заинтересованности колхозников и работников совхозов в подъеме общественного производства, правильного сочетания общественных и личных интересов. Но все эти шаги в короткий срок были сведены лишь к реализации крупномасштабных, общегосударственных программ, не затрагивавших саму систему хозяйствования на селе.
Серьезные деформации жизнедеятельности на селе были обусловлены многочисленными волевыми кампаниями. Советский крестьянин испытал на себе все тяготы гигантомании в производстве, неоднократного укрупнения и разукрупнения хозяйств, массового преобразования колхозов в совхозы, курса на ликвидацию так называемых «неперспективных» деревень с разрушением в них социальной инфраструктуры, всевозможных ограничений и запретов в отношении сельских подворий и разнообразных промыслов.
Многие годы бездумно выхолащивались в образе жизни крестьянства его здоровые хозяйские порывы. Всевозможными директивами и окриками старались всех снивелировать, выстроить в одну шеренгу различные человеческие натуры, отличающиеся по характеру, смекалке и хозяйственной предприимчивости.
405
И в быту, духовном развитии сельских жителей стала преобладать бюрократическая ритуальность, затруднявшая решение самых элементарных вопросов с позиции здравого смысла. Любые индивидуальные или коллективные попытки улучшения деревенской жизни наталкивались на непробиваемую стену запретительных инструкций. Каждый самостоятельный шаг сельских руководителей и рядовых тружеников находился под мелочной опекой, унизительным надзирательством и оскорбительным подозрением различных контролирующих управителей.
Темпы роста административно-управленческого аппарата значительно превышали темпы роста производства сельскохозяйственной продукции. При этом в создаваемые новые органы, как правило, отбирались лучшие кадры специалистов. Там они под руководством аппаратчиков быстро превращались в канцелярских работников, специализируясь на составлении отчетов и справок вышестоящим органам и на передаче их директив непосредственно в хозяйства. Бюрократизация самого управленческого корпуса способствовала формированию такого типа руководителей, которые были теоретически и экономически невосприимчивы к новым формам хозяйствования и заботились главным образом о своем благополучии.
Таким образом, оторвав человека от земли, от средств производства, основательно подорвали саму психологию крестьянина. Из хозяина на своей земле его сделали поденщиком. Именно поэтому не решили на должном уровне продовольственный вопрос, а в социально-политическом плане курс на раскрестьянивание привел в ряде мест к трагическому состоянию деревни.
Что делать? Десятки лет этот вопрос пытались решить путем «крутого подъема сельского хозяйства», «резкого увеличения сельскохозяйственного производства» — и мало чего добивались. Только в 1980-е годы под напором «снизу» он закономерно перешел в плоскость «возрождения» крестьянства. А для этого требовалось осознать прошлое, уже прилично подзабытое, выявить корни, которые были подрублены «революцией сверху», восстановить вековые традиции и устои, которые всегда наполняли крестьянский труд, сельскую жизнь животворящим соком. Без всего этого найти правильную дорогу к возрождению крестьянства было очень и очень непросто.
406
Так оно и вышло. В нынешнее время «демократии» легко впали в новую утопию типа «фермеризации», не осознав заново положительные стороны общинного землепользования, общинного бытия, той огромной роли, которую играла община в жизни российского крестьянства, без чего вообще трудно себе представить решение его судеб.
Главное — не только в форме организации труда, а в том, чтобы возродить крестьянскую цивилизацию во всей полноте и многообразии , вернуть хлебороба на землю — как свободного, самостоятельного и творческого работника, со всем его самобытным жизненным укладом, философией и культурой, открыть ему широкую дорогу к лучшей доле, действительно счастливой жизни.
Вспомним, как развивались события в сказке М.Е. Салтыкова-Щедрина «Дикий помещик». Помещику надоели мужики, навозный запах, рев скота. В конце концов ему удалось выдворить из своих владений мужиков. И был он очень доволен, что и хлопот стало меньше, и воздух чище. Однако со временем одичал, оголодал помещик без мужика. Совсем стало плохо и казне, многим другим в этом уезде.
«Обеспокоились начальники и собрали совет. Решили: мужика изловить и водворить, а глупому помещику, который всей смуте зачинщик, наиделикатнейше внушить, чтобы он фанфаронства свои прекратил и поступлению в казначейство податей препятствия не чинил.
Как нарочно, в это время чрез губернский город летел отроившийся рой мужиков и осыпал всю базарную площадь. Сейчас эту благодать обрали, посадили в плетушку и послали в уезд.
И вдруг опять запахло в том уезде мякиной и овчинами; но в то же время на базаре появились и мука, и мясо, и живность всякая, а податей в один день поступило столько, что казначей, увидав такую груду денег, только всплеснул руками от удивления и вскрикнул:
— И откуда вы, шельмы, берете!!»
Финал мудрой сказки заставляет о многом задуматься. И прежде всего, о неразделимости судеб крестьянства с судьбами всего народа, всех сословий общества. Если процветает земледелец, то процветает и вся страна. И наоборот. Тому уроки сложной и великой по своему трагизму и героике российской истории.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Историческая справка об административно-территориальном делении СССР в 1930-е годы
В дореволюционной России существовала губернско-уез-дная система административно-территориального деления страны. В ее основе лежал принцип распределения населения по регионам. После Октябрьской революции 1917 года был взят курс на обеспечение всем нациям и народам России равенства и суверенности, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства. Это нашло свое выражение в создании независимых советских республик, а также в образовании автономных республик и автономных областей, национальных округов, районов и сельсоветов.
В течение 1920-х годов шел беспрерывный процесс совершенствования и приспособления административно-территориальной структуры СССР к новым политическим и экономическим условиям страны. Особо важное значение для административно-территориального строительства имели решения XII съезда ВКП(б) о районировании. Вначале административная реформа проводилась на ограниченной территории. В ноябре 1923 года была образована Уральская область, в 1924 году — Юго-Восточный край, переименованный затем в Северо-Кавказский край. На Украине районирование проводилось в течение 1923—1925 годов. Территория Украинской ССР была поделена на округа и районы. Вскоре и в РСФСР были образованы новые края и области.
Советское руководство приняло решение о завершении в первой пятилетке районирования всей страны. Для чего это было нужно? Главная цель состояла в обеспечении планово-централизованного управления растущим высокими темпами народным хозяйством. Губернии упразднялись, а на их территории возникли новые краевые и областные образования: Северный край с центром в г.Архангельске, Западная область с центром в г.Смоленске, Нижегородская область с центром в г.Нижнем Новгороде, Центрально-Промышленная область с центром в г.Москве и Ивановская промышленная область с центром в г.Иваново-Вознесенске. В итоге к началу 1930 года по всей территории СССР было введено новое районирование. Края и области существовали
408
только в РСФСР. Территория остальных союзных республик разделялась лишь на округа и районы.
Созданная в 1925-1930 годы окружная система как переходная ступень от губернско-уездного деления к новому областному и районному делению выполнила свою роль. Поэтому в начале 1930-х годов округа были упразднены, и все внимание было направлено на укрепление районов как основного звена в управлении сельским хозяйством. В первую очередь это было связано с проведением массовой коллективизации и раскулачивания. Дело в том, что окружное партийно-государственное руководство, органы госбезопасности в силу своей удаленности от сел и деревень не могли столь оперативно и тщательно осуществлять и контролировать эти процессы. Надо было их приблизить к селам, колхозам, крестьянам. Некоторые окружные центры были расположены в десятках, а то и в доброй сотне километров от оснозной массы сельских поселений. Поэтому и было принято такое решение. С упразднением округов права окрисполкомов, а также находившиеся в их ведении источники доходов, многие предприятия и социально-культурные учреждения были переданы райисполкомам. Вот почему основную работу по коллективизации и раскулачиванию проводили районные партийные, советские и силовые структуры.
В эти же годы началось и разукрупнение областей и краев, введение областного деления в тех союзных республиках, где его еще не было. Например, Уральская область была разделена на Свердловскую, Челябинскую и Обско-Иртыш-скую области. Нижне-Волжский край разделили на Саратовскую и Сталинградскую области. Увеличилось число областей и на Дальнем Востоке. Было осуществлено разукрупнение Горьковского, Средне-Волжского, Западно-Сибирского и Восточно-Сибирского краев, а также Московской, Западной, Ленинградской и Ивановской областей. В 1932 году на Украине были образованы Винницкая, Днепропетровская, Донецкая, Киевская, Одесская и Харьковская области. Соответственно упразднялись округа.
В 1937 году, после принятия новой Конституции СССР, в стране насчитывалось 5 краев, 42 области, 26 округов, 9 национальных округов, 3307 районов, 62585 сельсоветов. Однако административно-территориальные преобразования, хотя и не в таких масштабах, продолжались и в последующие годы.
409
Алфавитный указатель
встречающихся в книге низовых административно-территориальных структур
Районы:
Александровский район (Амурский округ) — 61 Анапский район — 132 Апшеронский район — 63 Ачитинский район (Уральская область) — 101 Барановский район (Житомирская область) — 183 Бежецкий район — 262 Белебеевский кантон (район) — 87 Белоцерковский район — 35
Буденновский район (Ставропольский край) — 100 Верховский район (Орловский округ) — 256 Визовский район (Украинская ССР) — 123 Владимирский район — 137
Волковинецкий район (Проскуровский округ) — 34
Гжатский район — 252
Глазовский район — 259
Дубровский район (Белорусская ССР) — 89
Енисейский район — 264
Епотаевский район — 137
Жарковский район (Калининская область) — 259 Калининский район (Уральская область) — 25 Каширинский район — 47 Кореневский район (Львовский округ) — 74 Котельниковский район (Сталинский округ) — 144 Котласский район — 158, 161, 162
Краснодарский район (Кубанский округ) — 75, 117, 120 Круглянский район (Оршанский округ) — 37 Купянский район (Барабинский округ) — 103 Куяганский район (Бийский округ) — 26 К.Чепецкий район (Кировская область) — 80 Ламенский район (Ишимский округ) — 31 Литчинский район — 29
Лодейнопольский район (Ленинградская область) — 86 Лосевский район - 138
Манчажский район (Уральская область) — 115 Месягутовский кантон (район) — 82 Мечетинский район — 244
410
Муромцевский район (Сибирский край) — 117
Нижне-Ломовский район (Пензенская область) — 21
Николаевский район (Нижне-Волжский край) — 52, 93
Ново-Одесский район — 67
Новоузденский район — 105
Погарский район (Зиновьевская область) — 242
Почепский район (Западная область) - 107
Радиевский район — 45
Ржакский район (Тамбовский округ) — 281
Рыльский район (Центрально-Черноземная область) — 13
Ряжский район — 83
Сальский район — 285
Самойловский район (Балашевский округ) — 231 Сасовский район (Тамбовский округ) — 270 Свердлово-Сухонский район — 122 Седельниковский район (Омская область) -118 Серебрянопрудский район — 269 Сокулуцкий район (Киргизская ССР) - 99 Солтонский район (Бийский округ) — 27 Сочинский район — 68 Старобельский район — 59 Старо-Юрьевский район — 44 Суражский район (Витебский округ) — 50 Тайшетский район —129 Тарусский район (Серпуховский округ) — 92 Теофипольский район (Украинская ССР) — 128 Торопецкий район (Тверская область) — ПО Троицкий район (Ворошиловградская область) — 210 Туровский район (Белорусская ССР) — 106 Чапаевский район — 84 Черкасский район — 70 Черноярский район — 137
Чернушинский район (Сарапульский округ) — 272
Чернышевский район (Стретенский округ) — 135
Чуст-Папский район (Киргизская ССР) — 125
Шахтинский район - 157
Шиткинский район - 129
Яминский район (Бийский округ) — 29
Сельсоветы: Акимовский сельсовет — 135
Больше-Чечелеевский сельсовет (Зиновьевский округ) —
411
Великовский сельсовет — 65
Волчанский сельсовет — 84
Гладковский сельсовет — 44
Гражданский сельсовет — 84
Запольский сельсовет (Витебский округ) — 50
Зубковский сельсовет (Смоленская область) - 257
Ирбито-Вертинский сельсовет (Уральская область) — 64
Каменно-Бродский сельсовет (Средне-Волжский край)
Кармацкий сельсовет — 32
Качкашуроский сельсовет — 261
Котовский сельсовет — 283
Латышский сельсовет (Башкирская АССР) - 207
Лесковский сельсовет (Елецкий округ) — 130
Лошницкий сельсовет (Белорусская ССР) — 85
Малышенский сельсовет — 33
Межовский сельсовет (Оршанский округ) — 96
Михайловский сельсовет — 33
Мошковский сельсовет (Оршанский округ) - 37
П. Каменский сельсовет — 46
Покрово-Раменский сельсовет (Рыбинский округ) — 2!
Понинский сельсовет — 259
Пудотский сельсовет (Витебский округ) — 50
Рабангский сельсовет (Вологодский округ) — 122
Согорчинский сельсовет (Казахская ССР) — 188
Сростинский сельсовет (Бийский округ) — 26
Торумовский сельсовет — 255
Турмодеевский сельсовет (Рязанский округ) — 56
Успенский сельсовет (Сибирский край) — 136
Чеснорский сельсовет (Великолуцкий округ) — 51
СОДЕРЖАНИЕ
СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮ.................................................................5
РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ
КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ И РАСКУЛАЧИВАНИЕ -
КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ........................................................ 11
РАЗДЕЛ ВТОРОЙ
СОПРОТИВЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ................................... 111
РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ
ССЫЛЬНЫЕ КРЕСТЬЯНЕ..................................................... 139
РАЗДЕЛ ЧЕТВЕРТЫЙ
ВЕЛИКИЙ ГОЛОД.................................................................. 181
РАЗДЕЛ ПЯТЫЙ
ТВОРЦЫ И ИСПОЛНИТЕЛИ...............................................217
РАЗДЕЛ ШЕСТОЙ
ИЗ ПОЧТЫ АВТОРА................................................................ 289
ЭПИЛОГ
ИТОГИ И НАДЕЖДЫ............................................................. 381
ПРИЛОЖЕНИЕ..........................................................................408.
Николай Васильевич Тепцов
В ДНИ ВЕЛИКОГО ПЕРЕЛОМА
Научный редактор В.А. Миронов
Художественное оформление Е.А. Ененко
Дизайн и цветоделение А. О. Муравенко
Компьютерная верстка О.Н. Панченко
ИД № 02635 от 28.08.2000
Подписано в печать 19.12.2001. Бумага офсетная № 1.
Формат 84х 108'/з2. Гарнитура «Тайме». Печать офсетная. Усл.-печ. л. 22,68. 1-ый завод 3000 экз.
Тираж 5 000 экз. Заказ 2437. Издательский дом «Звонница». 103030, Москва, ул.Сущевская, 21.
Отпечатано с готовых диапозитивов в ФГУИПП «Курск». 305007, г. Курск, ул. Энгельса, 109.
No comments:
Post a Comment