15 января. Азовский район выполнил это к 12 января». Председатель Горицкого райисполкома Кимрского округа телеграфировал своему начальству: «21 февраля, ровно в 12 часов дня, весь наш район будет коллективизирован. Высылайте представителя на торжественное заседание». Под давлением сверху процент коллективизации рос стремительными темпами.
Зимой 1930 года деревня напоминала пасеку, куда вторгся медведь. Центр, по существу, потерял контроль над обстановкой. Задуманные планы порой превращались в трагикомические акты. Например, в деревне Вандыше-во Кимрского округа был обобществлен весь лук и чеснок, включая и тот, который находился на кухне крестьянок. Это проводилось под видом мобилизации семенных фондов. Бедняки и середняки, выражавшие сомнение насчет целесообразности таких мероприятий, объявлялись классовыми врагами, агентами кулака, подкулачниками, подвергались аресту, лишению голоса и даже высылке. В результате в деревне вновь обострилась обстановка, нарастали волнения крестьян.
Пришлось принимать срочные меры. 2 марта 1930 года была опубликована статья Сталина «Головокружение от успехов», в которой он всю вину за сложившуюся обстановку переложил на местных работников. В принятых ЦК ВКП(б) документах намечались конкретные меры по выправлению положения. Прилив в колхозы сменился отливом. Если к 10 марта коллективизация достигла 58 процентов, то к октябрю в колхозах осталось не более 21 процента крестьянских хозяйств.
С учетом зимне-весеннего опыта 1930 года начали совершенствовать тактику и методы проведения сплошной коллективизации, стали применять меры экономического давления, например ужесточение налоговой политики по отношению к единоличникам. 2 сентября 1930 года ЦИК и СНК СССР приняли постановление о налоговой реформе. Изменения в налоговом обложении шли по линии выделения особой и построенной на льготных основаниях системы обложения колхозов и колхозников. А для крестьянских хозяйств, отнесенных к кулацким, был расширен перечень признаков для обложения в индивидуальном порядке. Причем этот перечень мог быть расширен облисполкомами с учетом местных условий. Все эти хозяйства были привлечены к обложению в индиви
11. В дни великогоперелома
321
дуальном порядке и лишены каких бы то ни было льгот. Затем индивидуальное обложение распространили и на те единоличные крестьянские хозяйства, которые никак не могли попасть в разряд «кулаков» по своему имущественному положению, но занимались торговлей или не выполняли своих обязательств перед государством. Начиная с 1931 года, для всех единоличных хозяйств повышаются как нормы доходности отдельных сельскохозяйственных культур, так и обложение неземледельческих доходов и доходов от продажи продукции на рынке. О том, как дифференцировались платежи между колхозами и различными социальными группами в деревне, дает наглядное представление следующая таблица данных за 1931 год:
Абсолютная сумма
В % к итогу
В среднем на двор
1. Колхозы
80 млн. руб.
16,5
5 руб. 69 коп.
2. Колхозники
37 млн. руб.
7,6
2 руб. 94 коп.
3. Единоличные хозяйства
300 млн. руб.
61,7
30 руб. 80 коп.
4. Хозяйства, отнесенные к кулацким
69 млн. руб.
14,2
313 руб. 64 коп.
Как видно, единоличник должен был платить налог, более чем в десять раз превышающий налог колхозника. Это уже было серьезным побуждением для вступления в колхоз. И, начиная с 1931 года, процент коллективизации стал расти. К середине 1931 года было коллективизировано 52,7 процента крестьянских хозяйств, в 1932-м — 61,5, в 1933-м — 65,6, к середине 1934-го — 71,4 процента. К концу 30-х годов удельный вес единоличных хозяйств в посевных площадях сократился до одного процента, в колхозы было объединено 96,9 процента крестьянских дворов.
Итак, установка Сталина, выдвинутая им еще в 1928 году: «Нажать вовсю на развитие крупных хозяйств в деревне типа колхозов и совхозов, стараясь превратить их в хлебные фабрики для страны...», была реализована. Но какой ценой и за счет чего? Ответ на этот вопрос — в
322
лозунге Сталина, выдвинутом им в конце 1929 года. Тогда, в декабре, в Москве состоялась Всесоюзная конференция аграрников-марксистов. В принятой на ней резолюции содержался суровый призыв к беспощадному разгрому «всех реакционных буржуазных и мелкобуржуазных теорий», провозглашалась линия на создание «крупнейших обобществленных хозяйств, организацию «совхозов-гигантов». В центре внимания была речь Сталина, в которой он провозгласил переход «от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества как класса». «Теперь, — пояснил он, — раскулачивание представляет... составную часть образования и развития колхозов».
Так была объявлена война крестьянскому хозяйству, против которой немногим более года назад выступал не кто иной, как сам Сталин.
Теперь же со страниц газет прозвучал призыв «объявить не на жизнь, а на смерть войну кулаку и смести его с лица земли». Началось беспрецедентное по своим масштабам и глубине насильственное «перепахивание» социальной и экономической структуры деревни.
В чем же все-таки суть «великого перелома»? Традиционно уже много лет утверждается — в замене индивидуальной формы сельскохозяйственного производства групповой, коллективной. Это верно, но отчасти, поскольку такое утверждение отражает лишь одну из граней «великого перелома». Главное в другом. Содержание коллективизации было раскрыто уже в те годы. В передовой статье одной из центральных газет «О ликвидации кулацких хозяйств» содержался такой тезис: «Город через организацию крупного сельского хозяйства, через коренное изменение общественных отношений производителей к средствам производства в сельском хозяйстве решительно повел деревню по пути преодоления противоположности между городом и деревней».
Вот в чем дело! Не через совершенствование экономических отношений с мелкотоварным крестьянским укладом, а через коренную ломку производственных отношений этого уклада, отделение работников от средств производства. Таким образом крестьяне лишались своего статуса как товаропроизводители и становились частью совокупного работника в масштабах всего народного хозяйства, а их средства производства огосударствлялись.
323
Вполне естественно, что процесс отделения работников от средств производства не мог быть осуществлен на сугубо добровольной основе. Объективно возникла потребность в аппарате принуждения. Причем не нужно думать, что для этого необходимы люди с наганами. Это тоже было, но явление гораздо сложнее. Механизм отделения работников от средств производства включает в себя меры прежде всего экономические, политические и административные.
Сам этот процесс начался в январе 1928 года, когда Сталин во время поездки в Сибирь ввел чрезвычайные меры. Уже тогда началось и раскулачивание, и «самораскулачивание». Бесперспективность «чрезвычайки» постепенно привела сталинское руководство к решению ликвидировать верхний слой крестьянских хозяйств, а остальную часть крестьян объединить в контролируемые и управляемые из центра социально-экономические структуры. Вначале верхним слоям крестьянских хозяйств закрыли дорогу в колхоз. Ноябрьский (1929 г.) Пленум ЦК ВКП(б) призвал развивать «решительное наступление на кулака, всячески преграждая и пресекая попытки проникновения кулаков в колхозы». И, наконец, Сталин подал команду приступить к ликвидации кулачества как класса.
В комиссии Я.А. Яковлева была образована подкомиссия в составе К.Я.Баумана (председатель), Г.Н. Каминского, И.Е. Клименко, Т.Р. Рыскулова, которой поручили подготовить конкретные предложения об отношении к «кулачеству» в районах сплошной коллективизации. Подкомиссия, руководствуясь сталинским лозунгом, пришла к выводу, что уже недостаточно просто ограничиться запрещением допуска «кулаков» в колхозы или их исключением. Она предложила репрессивные меры: арестовывать или высылать кулаков, активно сопротивляющихся социалистическим порядкам и ведущих контрреволюционную подрывную работу; выселять или переселять тех кулаков, которые отказываются подчиняться порядкам сплошной коллективизации; использовать большинство кулацкого населения как рабочую силу без предоставления избирательных прав. В проекте постановления ЦК ВКП(б), подготовленном комиссией Я.А. Яковлева, был поставлен вопрос о немедленной экспроприации крестьянских хозяйств, отнесенных к кулацким, в районах сплошной коллективизации.
324
Таковы были общие решения. Для выработки более конкретных форм и методов «ликвидации кулачества как класса» 15 января 1930 г. Политбюро ЦК ВКП(б) образовало комиссию во главе с секретарем ЦК ВКП(б) В.М. Молотовым. Состав комиссии был расширен до 21 человека, затем в нее включили еще пять представителей. Среди них были А.А. Андреев, С.А. Бергавинов, И.М. Варей-кис, Ф.И. Голощекин, И.Д. Кабаков и другие. Комиссия сразу же приступила к работе. Уже к 26 января 1930 года был подготовлен проект постановления ЦК и передан в Политбюро. 30 января Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Не мешкая, в тот же день оно было передано по телеграфу всем местным партийным организациям для исполнения.
Так была запущена машина «раскрестьянивания»
Беззаконие уже творилось повсеместно, а только в феврале ЦИК и СНК СССР вдогонку издали постановление «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством». Этот документ создавал видимость законодательного оформления сталинской политики.
В соответствии с указаниями, содержащимися в этих и других документах, в районах сплошной коллективизации отменялась аренда земли, запрещалось применение наемного труда, у «кулаков» конфисковывались средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, денежные средства и т.д. Причем право принимать меры борьбы против «кулаков» предоставлялось краевым и областным Советам. Все «кулаки» были распределены на три категории. К первой категории отнесли так называемый контрреволюционный актив, организаторов террористических актов и антисоветских мятежей. Ко второй причислялись «кулаки», имевшие экономически мощные хозяйства, жившие за счет эксплуатации чужого труда и активно выступавшие против коллективизации. И, наконец, к третьей категории относились «кулаки», владевшие менее мощными хозяйствами, но также эксплуатировавшие чужой труд.
325
На места была спущена и квота — 3—5 процентов всех крестьянских хозяйств. Для проведения ликвидации «кулаков» в краях, округах, районах и сельсоветах должны были создаваться специальные комиссии, в задачу которых входило установление «категорий кулацких хозяйств», составление и проверка списков хозяйств, подлежащих раскулачиванию, строгий учет и сохранность имущества раскулаченных и передача его в неделимые фонды колхозов или финансовым органам. Однако на практике дело чаще всего обстояло так: из района приезжал в деревню уполномоченный, собирал работников сельсовета, бедняцкий актив, спешно составлялись списки раскулачиваемых... и начиналась работа.
Выявление и удаление «кулаков первой категории» возлагались на органы ОГПУ. Всех отнесенных к первой категории без суда и следствия по решению «троек» арестовывали, направляли в места заключения или расстреливали. Зачисленных в списки второй категории «кулаков» вместе с семьями выселяли в отдаленные районы страны. Отнесенных к третьей категории лишали права надела в пределах своего места жительства, отводили запольные участки. Но так как свободных земель практически не было, то их чаще всего переводили во вторую категорию со всеми вытекающими из этого последствиями.
Практически под раскулачивание шел гораздо более широкий круг сельских жителей. Под него попадали так называемые «лишенцы», т.е. лишенные избирательных прав, а среди них служители культа, торговцы и т.д. Например, съезд колхозников Лихославльского района Тверской области призвал всех колхозников, бедноту, батрачество и середняков приложить все усилия к тому, чтобы к весне 1930 года в районе не осталось ни одного кулака, ни одного попа, нэпмана и торговца.
Весной 1931 года началась новая волна раскулачивания. Для руководства и контроля за ее осуществлением была образована специальная комиссия во главе с заместителем председателя СНК СССР А.А. Андреевым. Особое место в ее работе занимали вопросы выселения и использования «кулацких семей». Основными районами их поселения являлись северный край, Урал, Сибирь и Казахстан, на долю которых приходилось почти 90 процентов общего числа выселенных крестьянских семей. Там они размещались в так называемых спецпоселках, своеобраз
326
ных концлагерях. Спецпоселенцев использовали на самых трудных работах в шахтах, рудниках, лесоразработках и т.д. Очень широко использовался детский труд.
Борьба с «кулаком» продолжалась в течение всех 30-х годов. Правда, в 1933 — 1934 годах уже не было таких массовых репрессий, в основном шла «очистительная» работа под руководством политотделов МТС. Более значительная волна раскулачивания, вернее, не раскулачивания, а выявления «кулацких банд», прокатилась в 1937 году. Однако диапазон репрессий против крестьянства не ограничивался лишь раскулачиванием верхних крестьянских слоев. Сюда следует отнести и борьбу с «подкулачниками», су-дебно-репрессивные меры против крестьян, не выполнивших обязательств по сдаче государству сельхозпродуктов. Таким образом шло выполнение разверсток рабочей силы на Беломорканал и другие «великие стройки» и т.д. Крупнейшей акцией по «раскрестьяниванию» стало проведение на рубеже 30 — 40-х годов ликвидации хуторов, которых тогда было ликвидировано 816 тысяч под предлогом того, что их сохранение способствует возрождению кулачества. Миллионы крестьян насильственно переселялись на центральные усадьбы, земля оставалась без хозяина.
Чрезвычайно сложно установить, сколько миллионов крестьянских семей было репрессировано в ходе раскулачивания, хотя давалась установка на уровне 3 — 5 процентов. В то же время в партийных документах указывалось, что в некоторых районах процент «раскулаченных» доходит до 15, а процент лишенных избирательных прав до 15 — 20. Сам Сталин в речи на Первом Всесоюзном съезде колхозников-ударников 19 февраля 1933 года отмечал, что на каждые сто дворов в деревне можно было насчитать 4 — 5 кулацких дворов, 8 или 10 дворов зажиточных, 45 — 50 середняцких, 35 бедняцких дворов и что, «развернув колхозное строительство, мы добились того, что уничтожили эту кутерьму и несправедливость, разбили кулацкую кабалу». Если учесть, что в начале 30-х годов в нашей стране было около 25 млн. крестьянских хозяйств, а по статистике тех лет в «кулацких» семьях было в среднем около семи-восьми человек (меньше — в семьях середняков и еще меньше в семьях бедняков), то выходит, что к кулацко-зажи-точным хозяйствам Сталин отнес более 3 млн. крестьянских дворов, а это более 20 млн. человек. Таким образом, если принять за основу названные цифры, деревня лиши
327
лась миллионов трудолюбивых, умелых, преданных своей земле людей. Крестьянская потеря — самая невосполнимая. Крестьян не готовят ни в учебных заведениях, не становятся ими по приказу или постановлению высших инстанций. Крестьян рождает земля — таков извечный закон. Таковы, на наш взгляд, результаты раскулачивания. Хотя — и это надо особо отметить — вопрос о точных цифрах до сих пор остается открытым.
Наряду с «ликвидацией кулачества как класса» важным направлением «раскрестьянивания» стало наступление на единоличника. Оно проводилось и в начале 30-х годов в ходе сплошной коллективизации, но генеральное наступление было объявлено Сталиным в июле 1934 года на совещании членов ЦК ВКП(б), секретарей республиканских, областных и краевых комитетов партии. Основу его составил экономический пресс. Вновь была пересмотрена система налогового обложения с целью укрепления преимущественного положения колхозников перед единоличниками. Налог с единоличных хозяйств стал на 25 процентов выше, чем с хозяйств колхозников. Установленные нормы сдачи по заготовкам продуктов для колхозов были в 1,5 — 2 раза ниже, чем для единоличников. К концу 30-х годов единоличные крестьянские хозяйства как товаропроизводители фактически перестали существовать. Так в ходе коллективизации был ликвидирован целый экономический уклад.
«Раскрестьянивание» велось по всем статьям: от экономических форм и нравственных устоев до прямого физического уничтожения. В ходе «великого перелома» массированным атакам подвергся весь жизненный уклад крестьян: вековые нравственные и психологические устои крестьянской жизни, так называемая «частнособственническая психология», привязанность к своему полю, коню, жилищу предков. Закрывались и разрушались культовые сооружения, осмеивались народные праздники и т.д. Для оправдания тотального террора против крестьянства сталинское руководство пошло на прямой подлог, фальсификацию и политическую провокацию. Вот как об этом писали в «ученых трудах»: «Выступления кулачества против Советской власти и колхозного движения нельзя сводить лишь к разрозненным фактам вредительства, контрреволюционной агитации или террористическим актам. Кулачество боролось, имея своих
328
идеологов, свою партию, своих вождей. Взамен разбитой партии эсеров («правых» и «левых») образовалась подпольная контрреволюционная кулацкая партия под демагогическим названием «Трудовой крестьянской партии» во главе с Кондратьевым, Чаяновым и др. В борьбе с победоносной социалистической революцией на защиту кулачества выступила контрреволюционная группа правых во главе с Бухариным и Рыковым».
Сталинским руководством был организован разгром блестящей русской советской аграрной науки, уничтожены А.В. Чаянов, Н.Д. Кондратьев, Н.И. Вавилов, тысячи других. В лозунге «Ликвидация кулачества как класса на базе сплошной коллективизации» Сталин осуществил насильственное политическое, экономическое и социальное перепахивание всей аграрной структуры общества так, как это соответствовало его модели социализма. Практически борьба шла не только с определенной прослойкой класса крестьян, но и в целом со всем крестьянством, инакомыслящими деятелями в партийно-государственном руководстве, подлинной наукой, со всеми, кто не разделял взглядов сталинского руководства.
Прошло время. История оправдала бывших «врагов народа». Реабилитированы и восстановлены в партии видные деятели партии и государства Н.И. Бухарин, А.И. Рыков, М.П. Томский, многие другие. Полностью реабилитированы, в том числе и в научном плане, наши ученые, составившие гордость мировой и отечественной науки, А.В. Чаянов, Н.Д. Кондратьев, Н.И. Вавилов. «Трудовая крестьянская партия», как сейчас доказано, оказалась фальсификацией. Верхом беззакония признаны специально созданные несудебные органы — «тройки», «особые совещания», а также сама практика составления и утверждения списков репрессируемых. Именно такая практика осуществления репрессий применялась в ходе раскулачивания. Но есть одна особенность, которая крайне усугубляет вину организаторов и исполнителей этого преступления. Вина их не только в том, что они развязали войну против своих кормильцев и защитников. Их стократная вина в том, что они, «ликвидируя кулачество как класс», подвергали уничтожению, посылая на верную смерть в спецпоселки, крестьянок с младенцами на руках, вцепившихся ручонками в материнскую одежду детишек, старух и стариков, увечных.
329
Во имя восстановления справедливости, во имя утверждения гуманной сущности социализма как подлинного народного строя можно с полным основанием утверждать, что неправедное, жестокое, бесчеловечное раскулачивание было страшным преступлением не только против крестьян, но и против всего нашего народа. Безнаказанность сталинского руководства и их сподвижников на местах за этот произвол открыла «зеленую улицу» всем последующим массовым репрессиям. История требует, чтобы крестьяне, попавшие под раскулачивание и иные репрессии, были оправданы и восстановлены во всех гражданских правах так же, как и все остальные жертвы необоснованных сталинских репрессий.
Плоды сталинской «революции сверху»
В конце 1929 года Сталин обещал сделать нашу страну через каких-нибудь три года самой хлебной страной в мире, а чуть позже — наших крестьян самыми зажиточными. Может, действительно жертвы были не напрасны, как об этом тогда писали и говорили ? Для правильного ответа надо рассмотреть, что представляла собой созданная в ходе сплошной коллективизации колхозная система. Это были колхозы, но не те, которые начинали появляться еще при жизни В. И. Ленина. Хозяйства «старой» формации, основанные на хозрасчетных началах и подлинно коллективной собственности, решительно отбрасывались. Между тем существовавшие в 20-е годы немногочисленные колхозы имели более высокий уровень хозяйствования, а следовательно, и более высокую товарность. Правда, число их было невелико. В 1921 году насчитывалось 16 тысяч ТОЗов, коммун, артелей, в 1928 году— 33,3 тысячи. Коллективизированные хозяйства составили к этому времени 1,7 процента от общего числа крестьянских дворов. Важно отметить, что процент артелей (ее впоследствии сделали единственной формой колхозов) в общем числе коллективных хозяйств был невелик. Крестьяне предпочитали объединяться в ТОЗы.
И вот «старые» колхозы накануне сплошной коллективизации были объявлены лжеколхозами. В вину им ставили не только участие «кулаков» в руководстве колхозами, но и распределение доходов по паям и внесенному
330
имуществу; расходование кредитов для укрепления хозяйств членов колхозов, использование также в этих целях машин; сдачу земли в аренду; ведение торговых операций, широкое и постоянное применение наемной рабочей силы. Словом, отвергалось все, что не укладывалось в рамки командно-административного режима.
В годы «великого перелома» была ликвидирована вся кооперативная система в аграрной сфере народного хозяйства. В 1931 году Совнарком СССР постановил «признать необходимым Союз Союзов сельскохозяйственной кооперации ликвидировать». Годом раньше ликвидировали земельные общества.
Иногда и сейчас приходится слышать суждения, что все трудности нашей деревни происходят от «насаждения» колхозов. Исторический опыт показывает, что дело не только в том. Как раз на путях к коллективному земледелию у нашего крестьянства имелся немалый и весьма своеобразный опыт многих десятилетий. Бесценнейшее достояние нашей деревни — сформированные в рамках общин трудовые коллективы, системы землепользования, самоуправления, нравственно-психологических устоев — давали, по существу, готовые изначальные формы для производственного кооперирования. Нашему крестьянству путь коллективного земледелия был особенно близок.
Можно с полным основанием утверждать, что под ширмой сплошной коллективизации сталинское руководство проводило как раз антикооперативную политику. Были упразднены возникшие сначала Колхозцентр СССР и кол-хозсоюзы на местах. Все управление колхозами перешло к государственным органам как в центре, так и на местах. В соответствии с решениями ноябрьского (1929 г.) Пленума ЦК ВКП(б) ЦИК СССР признал «необходимым внесение единства в планирование и руководство сельскохозяйственным производством в масштабе Союза ССР и сосредоточение в едином центре непосредственного управления крупными сельскохозяйственными предприятиями». В этих целях был образован объединенный Народный Комиссариат Земледелия Союза ССР. На него, в частности, возлагалось общее, а в ряде случаев и «оперативное руководство посевными и уборочными кампаниями». Аппарат и функции Наркомзема в течение 30-х годов не раз усложнялись и расширялись. Свернул свою деятельность Всесоюзный совет колхозов. Съезды и конференции колхозников отменя
331
лись. Так «железной рукой» были смяты еще не окрепшие, но пробивающие дорогу ростки демократизации в кооперативном движении.
Сформировавшиеся методы администрирования практически пришли на смену экономическим, вытеснили их. Производственные планы колхозов заменили разверсткой государственных заданий, диктуемых из центра. Организация производства в колхозах «от» и «до» была строго регламентирована и централизована. Дело дошло до того, что постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 10 февраля 1933 года взяли под контроль даже такие частности: предписывалось «обязательно ввести там, где это еще не организовано, ежедневную чистку лошадей, своевременную расчистку копыт», а контроль и проверку «фактического проведения случной кампании» возложили на парторганизации и сельские Советы.
Особое внимание уделили формированию структуры контрольных органов. Функции районного земельного отдела сводились к составлению и доведению до колхозов многочисленных директив. Созданному аппарату районного уполномоченного Наркомата заготовок поручили устанавливать урожайность и планы заготовок сельхозпродукции. Финансовую деятельность колхозов контролировали соответствующие органы райисполкома и Госбанка. МТС осуществляла контроль за взаиморасчетами натурального и финансового характера. Кроме того, контроль над деятельностью колхозов вели райпланы, отделы народнохозяйственного учета, госстрахи, санинспекции. По каждому виду продукции существовали солидные учреждения: заготзерно, заготскот, заготяйцо, заготплодоовощ, заготпенькоконопля и т.д. И надо всем этим сложным и громоздким сооружением командно-административной системы стоял аппарат партийных органов, а также су-дебно-репрессивные учреждения. Перед ними колхоз должен был строго в установленное время отчитаться. Отчеты были самые разнообразные: квартальные, декадные, пятидневные. Посылали их в сельсовет, МТС, район, область. Отчитывались о подготовке к весенней посевной кампании, о взмете паров, прополке, темпах сеноуборки, силосования, о ходе случной кампании и т.д.
Отнюдь не экономические, а командно-принудительные отношения складывались и вокруг производимого колхозниками продукта. Собственно, ради этого и созда
332
валась вся система. В начале 1933 года ЦК ВКП(б) и СНК СССР постановили «отменить существующую договорную (контрактационную) систему заготовок зерновых культур и установить для колхозов и единоличных хозяйств имеющие силу налога твердые обязательства по сдаче зерна государству по установленным ценам». В течение года обязательные поставки распространялись и на мясо, молоко, шерсть, картофель, другую продукцию. Не выполнившие задания колхозы подвергались денежному штрафу в размере рыночной стоимости недовыполненной части обязательств, и сверх того к этим колхозам предъявлялось требование о досрочном выполнении всего годового обязательства, подлежащего взысканию в бесспорном порядке.
Обязательная сдача продукции по низким ценам не могла обеспечить нормальное воспроизводство общественного хозяйства колхозов. Потому и не были в ходу слова «продажа продукции». Нет, применяли другие термины — «сдача», «поставки». Только после выполнения годовых обязательств по поставке зерна государству, сдачи зерна в порядке натуроплаты работ МТС и возврата ссуд колхозам разрешалось приступить к засыпке семенных и фуражных фондов, небольшой части страховых фондов. Создание других фондов — для оказания помощи инвалидам, семьям красноармейцев, на содержание детских яслей — запрещалось. И лишь после всего этого остатки продукции разрешалось распределять между колхозниками по трудодням. Понятно, что при таких раскладках на трудодни, как обычно, мало чего оставалось.
Окончательное оформление системы «разверстки» и «обязательных поставок» завершилось в начале 1940 года. Обязательные поставки колхозами мяса, молока, шерсти и т.д. в зависимости от поголовья общественного скота заменялись принципом погектарного исчисления. Было установлено, что, «начиная с урожая 1940 года, колхозы привлекаются к обязательным поставкам государству зерна, риса, картофеля, овощей, семян масличных культур и семян трав — с каждого гектара пашни, закрепленной за колхозами». Причем в размер пашни, по которой исчислялись обязательные поставки, включались не только существующие, используемые колхозные поля, но и огороды, а также новые земли, подлежащие по государственному плану освоению в будущем.
333
Вместо исчисления обязательных поставок молока по поголовью коров вводилась система поставок молока с каждого гектара земельной площади, в том числе садов, огородов, лугов и т.д.
Превращение колхозов в специфический механизм для присвоения государством результатов труда крестьян шло и по другим направлениям. Принимались меры к тому, чтобы лишить колхозы средств производства, оставив их лишь своеобразными источниками живого труда. Например, были огосударствлены действовавшие и строившиеся машинно-тракторные станции (МТС). Первоначально они создавались как акционерные предприятия на паях государства, колхозов и сбыто-снабженческой кооперации, с привлечением средств крестьянского населения. Затем из колхозов были изъяты имевшиеся у них тракторы и все сложные сельхозмашины. Фактически колхозы были лишены возможности покупать машины, создавать собственную материально-техническую базу. Так от колхозов отчуждались средства производства и произведенный продукт, они превращались в источник ресурсов, которым владел и распоряжался верхний эшелон партийно-государственной бюрократии.
Вся тяжесть созданной системы падала на непосредственных производителей материальных благ — колхозников и оставшуюся неколлективизированной часть крестьянства, единоличников. Трудно да и невозможно дать полную картину всего того, что вынесло наше крестьянство в те 30-е годы. Приведем лишь несколько примеров, они достаточно достоверно и красноречиво отражают суровую, драматическую действительность тех лет. Оплата труда носила не прямую форму денежных и натуральных расчетов, а весьма опосредованную, которую называли трудоднем. В трудодне — в народе его называли «палочкой» — растворялось и количество, и качество труда. Он отрывал конкретный труд от его конечных результатов. Именно по количеству трудодней судили о колхознике, о его вкладе в колхозную копилку. Вдумаемся в такое положение вещей. Трудодень не мог стать в силу своего мизерного экономического веса, а то и вовсе лишенного такового, действенным стимулом к труду. Денег на трудодни практически не выдавали. Например, в Тульской области в 1937 году почти половина колхозов совершенно не выдавала денег на выработанные трудодни,
334
другие колхозы выдали по 20 копеек. Платили натурой, в основном зерном.
Лишенный экономического веса трудодень превращался в норму контроля трудовой повинности. В 1939 году за подписью секретаря ЦК ВКП(б) И. Сталина и председателя СНК СССР В. Молотова было опубликовано постановление «О мерах охраны общественных земель колхозов от разбазаривания». Этим постановлением установили для каждого трудоспособного колхозника и колхозницы обязательный минимум трудодней в году — от 60 до 100. Как тут не вспомнить о барщине! Все делалось для того, чтобы у крестьянина изъять не только произведенный им в общественном хозяйстве прибавочный, но и практически весь необходимый продукт.
В начале 50-х годов Сталин предложил повысить на 40 млрд. рублей налоги, которые платили колхозники и колхозы. И это в то время, когда за всю сданную и проданную продукцию они получали в год чуть больше 26 млрд. рублей! В этом и состояла вся суть сталинской аграрной политики. Поэтому всякие рассуждения о так называемых перегибах при ее проведении, будь то раскулачивание или налоговая система, лишены всякого основания. Перегибы — это отклонения от какой-то нормы. В этом случае норму составляли как раз сами перегибы.
Обязательными поставками зерна и сельхозпродуктов облагались посевы на пришкольных земельных участках, а также... хозяйства детских домов. Хотя в июле 1933 года отменили это положение, однако посевы, находящиеся в пользовании учителей, привлекались к обязательным поставкам наравне с единоличниками.
Одним из основных каналов выкачивания средств из деревни были всевозможные налоги, которые год от года неуклонно росли. Если в 1931 году сельскохозяйственный налог с колхозников и единоличников составил 381 миллион рублей, то в 1934-м — 564 млн. рублей. Кроме того, с каждого сельского подворья взимался культжилсбор. Его сумма в 1934 году составила 762 млн. рублей против 245 млн. руб. в 1931 году. Единоличные хозяйства, помимо всего этого, были обложены и единовременным налогом. Но это еще не все. Было введено обязательное окладное страхование строений, животных и т.д. Кроме того, крестьян обязали страховать посевы от ливней, бурь, заморозков и т.д. Помимо окладного обязательного стра
335
хования, было и добровольное страхование сельхозкультур, животных и средств транспорта.
Важным каналом изъятия у крестьян денежных средств являлось, как говорят, «добровольно-принудительное» размещение различных займов. Существовал и такой канал изъятия средств у крестьян, как самообложение сельского населения. По самообложению хозяйства колхозников уплачивали от 5 до 15 руб., а единоличники — 60 процентов оклада сельхозналога, при иных условиях — 200 процентов. Беспрецедентным шагом сталинской налоговой политики стал закон от 1 сентября 1939 года «О сельскохозяйственном налоге». Его стали исчислять со всех возможных и невозможных источников дохода крестьянского двора. Были определены средние нормы доходности. Причем доходности не фактической, а теоретической, исчисляемой финагентами. Например, по РСФСР доходность с одной сотки приусадебного участка картофеля определялась в 120 рублей, зерновых — в 40, садов и ягодников — в 160 рублей. Доходность с коровы определялась в 3500 руб., овцы и козы — в 350, свиньи — в 1500 рублей. И так по всем статьям. Для иллюстрации проведем условную прикидку дохода колхозного двора, имеющего корову, несколько овец, свинью, небольшой сад, посевы картофеля. Все это давало «мифический» доход в несколько тысяч рублей. Если налоговый агент насчитывал размер облагаемого дохода хозяйства в год свыше 8000 руб., то колхозник должен был уплатить 1200 руб. да плюс 30 коп. с каждого рубля дохода свыше 8000 рублей. А с единоличников сумма налога увеличивалась на 100 процентов.
Наряду с денежной повинностью колхозники и единоличники облагались и натуральным налогом. В течение 1933 года обязательные поставки, имеющие силу налога и подкрепленные репрессивными мерами, были распространены, помимо зерновых культур, на мясо, молоко и масло, шерсть, картофель, подсолнух и другие сельхозпродукты. Причем к обязательной поставке мяса государству привлекались все колхозные дворы и единоличные хозяйства независимо от их имущественного положения и от наличия в этих хозяйствах скота и птицы. В сельских Советах составлялись поименные списки всех без исключения единоличных хозяйств и колхозных дворов. Затем эти списки представлялись районной конторе Заготскота или Главмяса, которые проверяли правильность их со
336
ставления и представляли на утверждение районного уполномоченного комитета по заготовкам. После этих процедур выписывались обязательства на каждое в отдельности единоличное хозяйство и колхозный двор, которые вручались главам крестьянских семей председателем сельсовета под расписку. Райисполкомы в определенное время проводили сплошную проверку вручения обязательств и сообщали об этом вышестоящим инстанциям. Колхозным дворам и единоличным хозяйствам «предоставлялось право» выполнять свои обязательства по поставке мяса государству любым видом скота и птицы обязательно в живом виде.
На не выполнивших в срок своих обязательств крестьян сельский Совет составлял списки двух видов. В первый включали все хозяйства, не выполнившие квартальных обязательств, во второй — те, которые имеют только одну корову или телку без всякого другого скота. По первому списку сельсовет немедленно налагал и взыскивал штрафы с хозяйств единоличников и колхозников, не выполнивших обязательств. На основании этого же списка сельсовет производил немедленно бесспорное изъятие скота в размере всей годовой невыполненной части обязательств у единоличных хозяйств, а также у тех колхозных дворов, у которых, кроме коровы или телки, есть другой скот или птица. Второй список сельсовет передавал райисполкому на утверждение. Райисполком обязан был рассмотреть этот список в пятидневный срок. Сельсовет не позднее 48 часов по получении постановления райисполкома об изъятии скота под расписку уведомлял колхозные дворы, что в случае непогашения или недовыполненной части обязательства в течение месяца со дня извещения у них будет изъята в бесспорном порядке корова или телка. Так оно и делалось: корову или телку уводили со двора, передавая ее потом в Заготскот и Главмясо.
Но так поступали с теми, у кого был хоть какой-то скот. А у кого ничего не было на подворье? «В случае отсутствия скота или птицы, — указывалось в регламентирующих документах, — у хозяйства, не выполнившего в срок своего обязательства, одновременно со взысканием денежного штрафа этому хозяйству устанавливается новый срок сдачи в следующем квартале. При повторном невыполнении обязательства во вновь установленный срок виновные (в чем виновные?! Что у крестьянина нет животины на
337
дворе? — Н.Т.) подвергаются вторичному денежному штрафу в размере рыночной стоимости всего несданного мяса и привлекаются к судебной ответственности».
В начале 1940 года окончательно отменяются договора контрактации, сохранившиеся по некоторым сельхозпродуктам, сельское хозяйство целиком переводится на рельсы обязательных поставок. Колхозные дворы и единоличные хозяйства обязывались сдавать даже шкуры скота, получаемые от убоя и падежа. Помимо денежных и натуральных повинностей, крестьяне несли еще и трудовую. Их в обязательном порядке привлекали к лесозаготовительным работам, дорожному строительству и т.д.
Так на рубеже 30 — 40-х годов окончательно сформировалась жестко централизованная командно-административная система в аграрной структуре нашей страны.
Не будем в полной мере раскрывать последствий принудительной сплошной коллективизации, которые имели место на всем протяжении 30-х годов. Приведем лишь для наглядности табличку: 1928 год — это год, предшествующий «великому перелому», а 1932 год — это год, когда «великий перелом» в деревне уже свершился.
1928 г.
1932 г.
в % рост (+), снижение (—)
Вся посевная площадь, млн. га
113,0
134,4
+ 19
Валовой сбор зерновых, млн. Т
73,3
69,9
-5
Урожайность, ц/га
7,9
7,0
— 13
Производство мяса, млн. т
4,9
2,8
-43
Производство молока, млн. т
31,0
20,6
-33
Особенно сильно пострадало в годы сплошной коллективизации животноводство. Численность лошадей в стране уменьшилась с 32,6 млн. голов в 1929 году до 14,9 млн. голов в 1935 году. Примерно вдвое сократилось поголовье крупного рогатого скота. «Великий перелом» так и не на
338
ступил: валовая продукция сельского хозяйства в 1936 — 1940 годах, по существу, оставалась на уровне 1924 — 1928 годов, а средняя урожайность оказалась даже меньше.
Иногда приходится слышать такое возражение — дескать, рост сельскохозяйственного производства в 20-е годы не отражает истинного положения вещей, поскольку отсчет ведется от начала нэпа, когда производство имело чрезвычайно низкий уровень. Возьмем другую точку отсчета — 1913 год. Как уже говорилось, к середине 1925 года уровень 1913 года по многим показателям производства сельхозпродукции был не только достигнут, но и превзойден. А что же произошло дальше? Производство мяса и сала, например, в 1940 году составляло 4,7 млн. тонн, в то время как в 1913-м — 5,0 млн. тонн. Примерно равными оказались уровни производства яиц и других продуктов. Шерсти в 1913 году было произведено 192 тыс. тонн, а в 1940-м — только 161 тыс. тонн.
И еще данные. По ряду показателей колхозы значительно отставали от личных подворий крестьян. Например, в 1940 году удельный вес колхозов, совхозов и других государственных хозяйств в производстве мяса составлял всего лишь 28 процентов, молока — 23, яиц — 6, картофеля — 35, овощей — 52, зерновых культур — 88 процентов и т.д., хотя в пользовании общественных хозяйств находилось 99,1 процента посевной площади.
Так ради чего была проведена сплошная коллективизация и была ли она жизненно необходимой? Конечно, так или иначе со временем мелкотоварное крестьянское хозяйство неизбежно пришло бы к крупным формам общественного производства, хотя не везде. В ряде случаев оно бы по-прежнему могло эффективно хозяйствовать и в рамках малых экономических форм, например в семей-но-трудовых. Но сплошная коллективизация означала попытку «проскочить» ступени зрелости сельской экономики, «обмануть» законы общественного воспроизводства, проигнорировать интересы самих производителей, т.е. крестьян. В этом и кроется глубинная причина тех трудностей, которые мы сейчас переживаем.
Но в то время с точки зрения сталинского руководства сплошная коллективизация себя оправдала. Во-первых, вместо 80 — 100 млн. центнеров товарного хлеба, заготовлявшегося «в период преобладания индивидуального крестьянского хозяйства», стало ежегодно заготов
339
ляться 200 — 300 млн. центнеров. До сих пор живет легенда, что экспорт зерна дал возможность успешно провести индустриализацию. Это одна из самых живучих догм. А как на самом деле? Один пример. Проданные в первой пятилетке 12 млн. тонн зерна дали всего 444,5 млн. рублей. Заметим для сравнения, что экспорт пушнины обеспечил за тот период нашей стране выручку валюты на сумму свыше 300 млн. рублей. Сопоставляя указанную выручку за хлеб с суммой вложений в промышленность, транспорт и строительство — 41,6 млрд. рублей, можно убедиться, что хлебная продажа не сыграла выдающейся роли в индустриализации, на которую так уповало сталинское руководство. Зато в результате изъятия хлеба разразившийся голод унес миллионы человеческих жизней. Тяжкой оказалась плата.
Провалы в сельском хозяйстве сталинское руководство пыталось прикрыть рассуждениями об обострении классовой борьбы, о кознях кулака, который-де сумел организовать саботаж хлебозаготовок и т.п. Конечно, «теория» обострения классовой борьбы была универсальным средством для оправдания любых явлений. Если в чем-то был успех — значит, вовремя разоблачили и уничтожили классового врага, а если провал — значит, враг не разоблачен и продолжает срывать выполнение грандиозных планов.
Но суть не только в этом. Причины провала, топтания нашей деревни на месте заключались и в насильственной ломке, разрушении объективного хода общественного воспроизводства, производственных отношений, всего жизненного уклада крестьянства. Это, в свою очередь, вызвало массовое бегство людей из деревни. Только за 1930 — 1932 гг. из деревни в город на постоянное жительство переехало почти 10 млн. человек. Из-за нехватки рабочей силы имелись случаи ликвидации колхозов. Вот почему государство вынуждено было взять под особый контроль перемещение сельского населения в города. В декабре 1932 года постановлением ЦИК и СНК СССР вводилась паспортная система. Однако на сельских жителей, на колхозников паспорта не вводились, они оказались прикованными к своему постоянному месту жительства.
На начальном этапе сплошной коллективизации было принято решение, запрещающее правлениям колхозов ограничивать труд женщин узким кругом работ. Так была
340
открыта «зеленая улица» позорному для цивилизованного общества явлению, когда женщина ворочала многопудовые грузы, тряслась в пыли и копоти на железном сиденье «Фордзона». И все это преподносилось как величайшее достижение социализма.
Подмена экономической связи работника со средствами производства принудительным механизмом породила такое невиданное для крестьянского хозяйства явление, как равнодушие к хлеборобскому труду, падение дисциплины. Всегда в крестьянском понятии леность, отлынивание от обычного хлеборобского дела означали выпадение из естества, а по существу, из жизни. Земледелец, уклоняющийся от борозды, всегда сравнивался в деревне с человеком, лишенным рассудка, безумцем. А во многих колхозах на работу выходило от-25 до 50 процентов колхозников.
Принудительный труд никогда и нигде не был производительным. Колхозники сами об этом говорили, и не кому-нибудь, а приближенным Сталина. Украинские крестьяне прямо признались Ворошилову: «Эх, если бы мы работали, ну, скажем, половину того, что раньше делали, то завалили бы всех хлебом и не знали бы, куда его девать!»
Но, несмотря ни на какие жестокие меры, наше крестьянство не потеряло веру в будущее социалистического пути деревни. И в 30-е годы многие колхозники работали с полной отдачей сил, так, как им предопределено самой крестьянской привычкой к беззаветному труду, привязанностью к своим полям. Пока колхозник верил в будущее, и на колхозных полях звучали песни. Он долго ждал того часа, когда ему будет возвращено его настоящее положение хозяина земли.
Опыт истории многому учит
Сейчас, как никогда раньше, наш взгляд обращен к опыту и сложностям развития деревни в 20 — 30-е годы. И не ради праздного любопытства. Жизнь заставила нас задуматься над тем, что мы построили и как мы строили. Таков закон диалектики, что качественный скачок вперед нуждается в обстоятельном анализе прошлого, требует с высот достигнутого оценить это прошлое.
341
Многое сейчас переосмысливается и в аграрных отношениях. Меняются взгляды на провозглашенные тогда «истины», вроде так называемой «теории» обострения классовой борьбы по мере строительства социализма, служившей для оправдания жестокого произвола против своего народа. Люди ищут ответы, скажем, на волнующий всех нас вопрос, почему взлеты 20-х годов сменились трагедиями крестьянства в 30-е годы? Вопросов много, много и ответов. И это хорошо. Хорошо и то, что они неоднозначные, как было в недавнем прошлом.
Мысленно окидывая более чем семидесятилетний путь нашего исторического развития, сопоставляя неоднократно выдвигавшиеся программы подъема сельского хозяйства с конечными результатами их выполнения, вообще с тем состоянием, в котором оказалась сейчас наша деревня, невольно задаешься таким вопросом. Почему получилось, что, обладая самым мощным в мире агропо-тенциалом, имея необыкновенно трудолюбивое крестьянство, ставя благородные задачи и цели, мы не смогли осуществить задуманное в той мере, в которой оно необходимо нашему народу? Суждения разные. Одно время утверждали, что вся беда — в мелкотоварном крестьянском хозяйстве, которое исчерпало свои возможности, а посему надо немедля всех крестьян объединить в колхозы, уничтожив одновременно злейших врагов — «кулаков». Объединили и уничтожили. А это не дало ожидаемых результатов. Теперь раздаются голоса: вернуться «на круги своя», т.е. провести «деколлективизацию».
В какой-то степени доля истины есть в обоих этих противоположных суждениях. Но главное, на наш взгляд, заключается в другом. После смерти В.И. Ленина партийно-государственное руководство страны отступилось от его указания, что крестьянин есть «полноправный товарищ социалиста-рабочего, надежнейший союзник его, родной брат...» (ПСС, т. 39, с. 278). Вместо ленинской политики, направленной на то, чтобы «сомкнуться с крестьянской массой», уже в 20-е годы стали осуществлять политику раскола крестьян на враждебные слои. Крестьянство стали рассматривать как объект, источник осуществления намеченных планов. Созданное В.И. Лениным рабоче-крестьянское правительство к концу 20-х годов стало как-то и неудобно так называть — с добавкой «крестьянское». Выпестованная Сталиным социально-политическая сис
342
тема отторгла крестьянство как равноправного союзника в строительстве социализма. В массовое сознание усиленно внедрялась мысль о мелкобуржуазности класса крестьян, о живучести его частнособственнических инстинктов, о второстепенное™ и преходящем характере кооперативной собственности.
В конце концов само понятие «крестьянин» почти исчезло из повседневного оборота, а термин «колхозник» кое-кто пытался превратить просто в обидную кличку для сельских жителей. Быть не только крестьянином-единоличником, но и колхозником стало стыдно. Люди, выросшие в деревне, любящие сельский труд, стали правдами и неправдами выпроваживать (и до сих пор выпроваживают) своих детей из родовых гнезд, лишая их жизненных корней. Попытки земледельцев жить получше, побогаче рассматривались как стремление «окулачиться». И этому в немалой степени способствует, к сожалению и до сих пор, во многом неоправданная, несильно внедренная в массовое сознание легенда о так называемом «кулаке». К сожалению, до сих пор наши ученые не дали этому явлению четкого и обоснованного толкования. Так и живет сталинский миф о «кулаке», сея зерна сомнения в души наших современников-арендаторов.
Надо сказать, что крупной сельской буржуазии в качестве капиталистического класса, противостоявшего социалистическому выбору народа, у нас в стране не было. Этот класс был разгромлен в основном еще в 1918 году. Была ликвидирована и объективная основа его существования, т.е. частная собственность на землю. Вне сомнения, что суждения о так называемом «кулаке» как злейшем враге народа есть мировоззренческий и психологический пережиток сталинщины, хотя нельзя отрицать, что были среди зажиточных крестьян и люди, не принявшие революцию. Но разве не было их среди рабочих, а тем более — представителей интеллигенции?
Теперь во главу угла ставится вопрос о возрождении крестьянства во всем многообразии проявления его качеств: и как труженика, и как сельского жителя, любящего свою землю. Человек — это главная производительная сила.
Неравноправные отношения с крестьянством и логически, и исторически определялись незавершенностью процесса превращения земли в общенародное достояние, за
343
кончившегося, как известно, огосударствлением не только индивидуальной крестьянской, но и кооперативной форм собственности. А ведь еще «Крестьянский наказ о земле» (составная часть «Декрета о земле», принятого Всероссийским съездом Советов 26 октября 1917 года) предусматривал, что земля «обращается в всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней». Однако уже в «Гражданском кодексе РСФСР», принятом ВЦИК 11 ноября 1922 года, было зафиксировано: «Земля является достоянием государства...». И когда сталинское окружение узурпировало государственную власть, оно сочло возможным по-своему распорядиться и земельными отношениями. Ненормальность этого положения сказывается и до сих пор. Спрашивается: разве могли бы мелиораторы так вольно обращаться с сельхозугодьями, а энергетики затопить громадные просторы плодородных угодий, будь земля не в бесконтрольном распоряжении государственных органов, а под контролем народа? Полномочные представители народа не позволили бы так бесхозяйственно обращаться с общенародной собственностью. А так получилось, что земля как собственность государства была растащена по его структурам, министерствам, ведомствам и т.д.
Весь наш опыт свидетельствует о том, что не было фатальной неизбежности проведения коллективизации по-сталински. Последовательное осуществление аграрной политики, завещанной В.И. Лениным, гарантировало бы надежный и динамичный прогресс нашей деревни, ее расцвет и подъем, выход на лидирующие позиции в мировом хозяйстве уже к 40-м годам.
И дело здесь не столько в формах организации труда и производства, речь не идет о предпочтении колхозу семей-но-трудового крестьянского хозяйства или наоборот. Уроки прошлого учат, что надо восстановить в полной мере и объеме равноправные отношения вообще сельского хозяйства и промышленности, крестьянства и других классов и слоев нашего общества, деревни и города. Восстановить так, как учил В.И. Ленин, — на экономической основе, соблюдая эквивалентный обмен. А тем самым восстановить и доброе чувство принадлежности человека к крестьянскому роду-племени. Тогда сам по себе отпадет вопрос, как относиться к колхозам и совхозам. Коль они выгодны и обществу, и самим крестьянам, коль они эффективно хозяйствуют, постановка вопроса о их целесообразности просто
344
теряет смысл. Деятельность таких колхозов и совхозов, разумеется, надо всячески одобрять и поддерживать.
Надо учесть и другое: достоинства кооперативного движения не замыкаются лишь в рамках этих структур. Кооперативный путь развития имеет богатую историю. Опыт здесь был накоплен огромный. Приведем лишь один пример, который не без основания может быть полезен и сейчас. В августе 1924 года ЦИК и СНК СССР приняли постановление «О сельскохозяйственной кооперации», сыгравшее огромную роль в подъеме нашего сельского хозяйства. В нем говорилось: «Всем гражданам Союза ССР, занимающимся сельским хозяйством или связанными с ним промыслами и пользующимся правом избирать в советы, предоставляется право образовывать кооперативные объединения (товарищества, артели и коммуны) в целях: совместного ведения сельскохозяйственного производства и подсобных в нем предприятий; снабжения своих хозяйств необходимыми средствами производства — орудиями, семенами, удобрением, племенным материалом и т.п.; переработки и сбыта продуктов сельскохозяйственного производства; производства земельных улучшений (мелиорации); приобретения, устройства и использования машин, электрификационных и т.п. технических сооружений, применяемых в сельском хозяйстве и крестьянском обиходе; других мероприятий, направленных к улучшению сельского хозяйства».
Раскрытие всего арсенала кооперативного движения неотделимо от развития предприимчивости, хозяйственной самостоятельности, экономической и правовой грамотности крестьян. Чтобы не по приказу бригадира колхоза ходить на выполнение той или иной работы, где, кроме послушания, ничего не требуется. А все это в свою очередь предполагает возрождение и неуклонное проведение в жизнь ленинских принципов отношений с крестьянством: инициатива «снизу» и поддержка «сверху», материальный и моральный интерес, постепенность преобразований, добровольность. Исторический опыт показывает, что «декретирование» сверху не оправдало себя. Казалось, будто из центра виднее, что нужно крестьянину. Инициатива снизу, от самих крестьян, не признавалась. И вот сейчас мы пожинаем плоды забвения ленинских принципов отношений с крестьянством.
Сейчас иногда ставят вопрос о расформировании или слиянии с другими хозяйствами убыточных, плохо работа
345
ющих колхозов, совхозов. Вряд ли можно согласиться с таким предложением, которое, по существу, ведет к деформации сложившегося производственно-технического потенциала, накопленного в сельском хозяйстве. Вопрос должен решаться на путях коренного изменения производственных отношений. Причем такого изменения, которое позволит многократно увеличить отдачу накопленного потенциала. А для этого нужны совместные поиски и решения одновременно и «верхов» и «низов», т.е. самих крестьян.
Хотелось бы отметить и еще один факт. Сейчас большие усилия предпринимаются по развитию арендного подряда. На этом пути поднимается производство, растут доходы арендаторов. Но опыт прошлых лет свидетельствует, что односторонний подход к этому процессу может завести в тупик развитие арендных отношений. И вот почему. Процесс этот диалектичен. Рост денежных доходов арендаторов — не самоцель. Одновременно с развитием арендных отношений необходимо развивать и повышенные потребности крестьян. Да не только личные, а и производительные. Что греха таить, десятки лет наши крестьяне приучались к самому примитивному уровню потребностей. Достаточно вспомнить стеганый ватник и кирзовые сапоги, ставшие поистине униформой сельских жителей в не таком уж далеком прошлом. Сейчас стоит задача не только удовлетворять самые необходимые социальные потребности в жилье, обстановке и т.д. Нужно формировать потребности сельского жителя на уровне мировой культуры — как материальные, так и духовные. Тогда и стимул в развитии арендных отношений, получении высоких доходов не потеряет своей «пробойной» силы и не захиреет. Вместе с тем круг потребностей не может ограничиться лишь личным потреблением. Нашим крестьянам надо прививать вкус и открывать возможность для возвышения производительных потребностей. Надо поставить дело так, чтобы любой арендатор мог получить доступ к самым передовым достижениям науки и техники и захотел стремиться к этому. Надо сделать так, чтобы его накопления работали, а не оседали в «кубышке».
Опыт 20-х годов имеет не только общее, установочное значение. Надо полагать, что с полным успехом можно использовать и некоторые конкретные формы хозяйствования, например контрактацию. Один из способов соеди
346
нения личного и коллективного интереса с общественным представляется на путях возрождения и метода контрактации, который широко распространялся в первые годы Советской власти. Безусловно, изменились экономические и научно-технические условия. Но суть не столько в типах и формах контрактации, сколько в самом методе. Контрактация позволяет сбалансировать общественные потребности с наличным производственно-экономическим потенциалом сельского хозяйства, оптимально сочетать общественные, коллективные и личные интересы.
Больным вопросом арендаторов является материально-техническое снабжение. А ведь именно в 20-е годы неплохо функционировало акционерное общество «Сель-хозснабжение». Оно имело на местах свои отделения, которые творчески, без излишнего бюрократизма занимались снабжением сельского хозяйства средствами производства. В те же годы широкое признание получили товарные биржи как особые посреднические учреждения, связанные с рыночными формами обмена. Кстати, биржи не только фиксировали цены, но и активно влияли на их уровень, следя за конъюнктурой рынка. В первый период нэпа особой популярностью пользовались оптовые ярмарки.
Словом, нашим колхозам и совхозам, сельским арендаторам есть чему поучиться у прошлого. Ленинский призыв «учиться торговать» не исчез бесследно. Нашим историкам есть что сказать крестьянам. Нужна активизация научной мысли.
В 20-е годы бурными темпами росла сельская индустрия. Причем росла и в индивидуальном секторе, и в обобществленном. В индивидуальном секторе в ходе раскулачивания мельников, владельцев маслобоен, сыроварен и т.д. она была практически уничтожена. Колхозы старой формации имели по нескольку промышленных предприятий. В основном это были мельницы и крупорушки, маслобойные заводы, маслодельные и сыроварные заводы, кирпичные заводы, кузницы и ремонтные мастерские. Закономерно, что доходы таких колхозов росли и умножались, потому более быстро поднимались именно те колхозы, которые имели промышленные предприятия. В ходе сплошной коллективизации этот вид хозяйственной деятельности колхозов в значительной степени был свернут. В научных разработках конца 20-х годов отмечалось, что «путь
347
развития нашей колхозной системы лежит через превращение чисто сельскохозяйственных коллективных предприятий в сельскохозяйственно-промышленные социалистические организации, в агроиндустриальные комбинаты с широким развитием переработки сельскохозяйственной продукции». На долгие годы эта разумная мысль была отвергнута.
И еще об уроках прошлого. Сейчас обходят полным молчанием такую проблему, как наем рабочей силы. А ведь не за горами то время, когда растущее арендаторство потребует привлечения рабочей силы со стороны для выполнения каких-то трудовых операций в пиковое время, например, уборки урожая. Оснащение сельского хозяйства передовой техникой, применение прогрессивных технологий потребует привлечения и высококвалифицированных специалистов. Все это вызовет повышенное внимание к проблеме взаимоотношений арендатора с привлеченной (наемной) рабочей силой. В 20-е годы здесь был накоплен значительный опыт, разработано эффективное законодательство.
Настала пора перейти от беспощадного бичевания так называемых «кулаков» к изучению опыта их хозяйствования. Гораздо разумнее — больше извлечь из истории пользы, нежели без конца заострять внимание на классовой борьбе. Как, каким образом крестьянское хозяйство поднималось из пепла, как оно добивалось эффективных результатов? Разве это не важно!
Заканчивая наш рассказ, можно с полным основанием утверждать, что изучение и применение на практике отечественного опыта хозяйствования на селе является таким же эффективным и вполне осязаемым материальным фактором возрождения и обновления нашего сельского хозяйства, как, скажем, развитие материально-технической базы. Здесь пока снимаются самые первые, самые зыбкие слои, под которыми обнаруживаются поистине драгоценные уроки прошлого.
Действие дубины, которой Сталин ударил по крестьянству, стало вопреки его замыслам развиваться по законам диалектики; как писал великий русский поэт Н.А. Некрасов: «одним концом по барину, другим — по мужику».
Так или иначе, а на смену опережающим темпам индустриального роста за счет аграрного сектора должна прийти оптимизация всех народнохозяйственных структур. Тяжелое
348
положение, в котором оказалась сейчас наша экономика, во многом является результатом не только прямого воздействия свершенного «великого перелома» в деревне, но и в определяющей степени канонизированием принципов экономической и социальной политики. Проблема сельского хозяйства из отраслевого, потребительского характера в современных условиях переросла в проблему судьбоносную для перестройки, для будущего нашего общества.
Колоссальный агропотенциал, которым мы обладаем, позволяет выйти на передовые рубежи не только на внутреннем рынке, во внутреннем потреблении, но и в лидеры в мировом экспорте сельскохозяйственной продукции. Специфика сельскохозяйственного производства, включающая действие природных сил в отличие от промышленного, дает возможность совершить количественный и качественный рывок в течение, предположим, одного агробиологического цикла. Для этого необходимо революционное преобразование общественно-экономических форм функционирования аграрной сферы, ее сбалансированности со всеми другими секторами народного хозяйства.
Николай Тепцов,
кандидат экономических наук
Письма-отклики Уважаемая редакция газеты «Сельская жизнь»!
Наконец-то вы (первыми) напечатали, наверное, главные статьи вашей газеты о нашей жизни. Я имею в виду материалы кандидата экономических наук Н. Тепцо-ва «Коллективизация: ее пути и уроки».
Да, этот материал наиважнейшим признал, видимо, не только я один. Особенно меня порадовал такой вывод т. Тепцова: «История требует, чтобы крестьяне, попавшие под раскулачивание и иные репрессии, были оправданы и восстановлены во всех гражданских правах, также как и все остальные жертвы необоснованных сталинских репрессий».
Такое заявление является похвальным и для т. Тепцова и, конечно, для газеты, ибо такого заявления еще не было, а ждут его все, кто еще помнит те варварские зло
349
деяния по «раскрестьяниванию» крестьянства, кто подпал под это «раскрестьянивание» — раскулачивание, а точнее, уничтожение миллионов крестьян как людей.
Да, справедливость требует, чтобы они были оправданы и восстановлены во всех гражданских правах. Такой акт совершенно необходим на данном этапе и срочно, прямо сейчас, прямо этой весной. Если такое решение будет принято, то и сельское население да и горожане, поймут, что «раскрестьянивание» не только осуждено, но поймут, что крестьянин может вздохнуть полной грудью и взяться за работу своих дедов — крестьян на земле с уверенностью, что нового раскулачивания никогда не наступит. Не эта ли боязнь сдерживает местных колхозников брать аренду, организовывать фермерство, семейный подряд? Да-да, наряду с другими причинами, эта боязнь является, может быть, одной из главных.
Вот я и предлагаю газете: срочно поднять голос перед всеми вышестоящими инстанциями о необходимости принятия такого решения. Уверен, этот акт укрепит в людях веру в перестройку, гласность, веру в справедливость, и тогда гораздо большее количество людей пойдут в сельское хозяйство.
Вы можете спросить, пойду ли я сам в сельское хозяйство? Пошел бы, с удовольствием, да, может быть, и пойду, хотя мне уже 67. Мало будет пользы от меня, хотя закваска-то у меня крестьянская. Сельское хозяйство знаю не по маслу на куске хлеба. Когда-то и меня самого пацаном выгоняли «знаменитые тройки» из двух домов — вначале из дома приемного отца, а потом и из дома родного отца, хотя никогда никакими кулаками они не были. Наемным трудом они не пользовались, хозяйство было с одной лошадью и одной коровой, а дом родного отца крытый даже соломой, а в доме — детей пяток да ягнята с поросятами, и теленок. Вот и кулаки!
Товарищи, срочно давайте добиваться принятия указа о реабилитации крестьянства!
С уважением
Болдырев Семен Емельянович
ветеран труда и войны, член КПСС с 1950 г.
Куйбышевская обл., г. Тольятти 16 апреля 1989 г.
350
Уважаемая редакция газеты «Сельская жизнь»!
Я молодой человек, но очерки ученого Н.В. Тепцова «Коллективизация: ее пути и уроки» меня столь же глубоко взволновали, как и ветеранов — очевидцев и участников событий тех далеких лет. Поэтому хотел бы поделиться с вами своими мыслями и чувствами, которые навеяла на меня публикация.
В майские праздники я приехал на Тамбовщину погостить. Как обычно, за столом собрались родные и близкие мне люди. Подняли тост за встречу, затем за моих родителей, за дедушку и бабушку. Вдруг мама мне и говорит: «Сынок, ты, наверное, не читаешь деревенских газет. А вот тут в «Сельской жизни» словно про нас прописано, о том, что испытала в коллективизацию и наша семья, твои дедушка и бабушка. Газеты эти я сохранила, очень интересные. Мы-то многого не знали, когда тебе рассказывали про дедушку с бабушкой. Да и что могли знать, коль были малыми. Почитай!»
После обеда я прошел в горницу, взял газеты и... пока не дошел до последней строки, не отрывал от них глаз. Вечером мы вновь вернулись к разговору о наших родовых корнях. Кто были предки, откуда они пришли в тамбовские края, чем занимались, какая им выпала доля?
На другой день, все еще находясь под впечатлением прочитанного и услышанного, вышел прогуляться по окрестностям родного села. Вы знаете, как будто во мне подменили душу. Смотрел на зеленеющие поля, перелески, на речку Челновую, а передо мной, как в кино, всплывали картины далекого прошлого, протянулась какая-то необъяснимая нить времен и поколений. Впервые в жизни так остро я ощутил свою неразрывность, единство с предками и моими будущими продолжателями рода.
Вернулся в Москву. Нахлынули житейские заботы, но эти чувства меня не покидали. И тогда решился написать вам, рассказать о своих впечатлениях, о судьбе деда и его семьи, как бы дополнить очерки Н.В. Тепцова живым материалом.
Как вспоминали мои родители, старики-односельчане говорили им, что в далекие времена в наших местах было Дикое поле. А так оно называлось потому, что здесь проходили бесконечные набеги кочевников. Селиться земледельцу было опасно, и богатая черноземная степь оста
351
валась в первозданном, диком виде. Прошло время, наступило затишье. И тогда в эти края пришли люди, осели на земле, стали пахать, убирать урожай, строить жилье, возводить храмы. Крестьяне были зажиточными, благодаря их трудолюбию и плодородным землям.
Дед мой, Ведищев Егор Иванович, родился в 1892 году в селе Ново-Юрьево на Тамбовщине. Места здесь чудесные. Неподалеку протекают реки Лесной Воронеж и Польной Воронеж. По преданиям, на их берегах нередко сходились в жестокой схватке русские воины и дикие орды степняков. Всхолмленная степь, дубравы по балкам и урочищам, речки и озера неповторимы по своей красоте.
На одном из таких холмов стояла ветряная мельница, которой владел мой прадед. С осени и до весны к ней тянулись крестьянские подводы с зерном. Прадед в такое время постоянно жил на мельнице, молол крестьянский урожай. Его очень уважали за степенность и рассудительность. А сыну своему Егорке он наказал быть грамотным, говоря, что мало иметь старательные руки, к ним должна быть приложена и умная голова. Егорка, мой будущий дед, его не подвел. Он окончил приходскую школу с отличием, получил похвальную грамоту. Особенно ему удавалась арифметика.
Егор Иванович пошел по стопам своего отца. Прадед отдал в наследство своим четверым сыновьям мельницу, но трое из них отказались от нее, и она перешла к моему деду. Мельничное хозяйство довольно сложное, но дед был мастер на все руки, он очень хорошо справлялся с обязанностями мельника. В 1919 году женился на сельской красавице Евдокии Алексеевне Лихачевой. Местный учитель даже поговаривал, что великий русский поэт Н.А. Некрасов, хотя и не бывал в наших краях, но образ русской женщины списал с натуры — с Евдокии. Родились у них пять сыновей и шесть дочерей. Такой многодетной семье доходов от мельницы было маловато, и дед завел неплохое крестьянское подворье. У него были лошадь, коровы, овцы, разная птица.
Когда в 1929 году началась коллективизация, Егор Иванович в колхоз вступать не хотел. За что и поплатился. Пришла специальная бригада по раскулачиванию из пяти человек. Говорят: «Не хочешь добром, тогда будет по-плохому». Дед им ответил: «Я батраков не эксплуатировал, в хозяйстве работал сам да мои дети. Почему все это должен отдать неизвестно кому?» После таких слов начался в пря
352
мом смысле вандализм. Прежде всего увели скот со двора, сломали все хозяйственные постройки. Дело дошло до того, что в доме выломали все рамы, сняли с петель двери, оторвали от пола доски, даже хлебные караваи вынули из печи и все это унесли с собой. И уж совсем непонятно для чего принялись крушить ветряную мельницу.
Егор Иванович был грамотным мужиком, читал газеты и книги. И тогда решил он обратиться со своей бедой к Н.К. Крупской. Не знаю, почему именно к ней. Видимо потому, что она была женой В.И. Ленина. А Ильича дед уважал за нэп, за то, что тот отменил продразверстку и разрешил крестьянам вести свое хозяйство. Егор Иванович написал письмо Надежде Константиновне. Но как умудренный жизнью человек посчитал, что лучше передать его лично, а не пересылать почтой.
Быстро собравшись, поехал он в Москву. Крупская его приняла и долго с ним беседовала. Егор Иванович рассказал о своем житье-бытье, о безобразиях, что творились в селе. По словам деда, Надежда Константиновна очень внимательно выслушала, а потом сказала: «Таких, как вы, кулаками нельзя считать. Поэтому все должно быть возвращено, а разгром дома — остановить». Крупская вызвала секретаря и поручила ему подготовить и отослать местным властям распоряжение о прекращении насилия в отношении Ведищева Егора Ивановича.
Дед высказал опасение, что это распоряжение местные власти ему не покажут, и все останется по-старому. Тогда Надежда Константиновна дала указание секретарю составить документ в трех экземплярах. Дед получил один экземпляр в собственные руки и с этой важной бумагой вернулся домой. Зная, что активисты не простят ему такой дерзости, он попросил жену, Евдокию Алексеевну, пойти с этим документом в сельсовет.
Как и следовало ожидать, сельсоветчики встретили ее враждебно, со словами: «Ну что, кулацкое отродье, съездили, пожаловались? Лучше с государством рассчитайтесь!» Моя бабушка ответила: «Я у государства ничего не брала, а вот государство меня оставило без ничего, у меня один крест остался».
И хотя им ничего не возвратили, но до поры до времени оставили в покое...
В 1932 году началась новая волна насилия. В хозяйстве деда выгребли подчистую весь хлеб. Есть было нечего, дети
12. В дни великого перелома
353
были голодными, собирали и ели крапиву, щавель, лебеду. В 1933 году от истощения в семье умерли двое детей — девочка семи лет и пятилетний мальчик.
Шли годы. Страсти постепенно улеглись. Егор Иванович работал в колхозе по наладке мельниц, у него ведь были золотые руки. Но старая неприязнь к нему со стороны местных властей осталась. Председатель колхоза всегда говорил ему, даже в присутствии народа: «Хотя мы едим и пьем вместе, я на тебя продолжаю держать камень за пазухой, потому что ты умнее меня, лучше меня. Зато я могу тебя упрятать за решетку в любое время».
И угрозу свою он исполнил. Однажды к Егору Ивановичу, как к хорошему мастеру по мельничным делам, приехали председатели двух соседних колхозов. Они уговорили его поставить мельницы в их хозяйствах. Дед согласился и уехал в эти колхозы на работу. Прошло несколько месяцев. Егор Иванович попросил одного из своих заказчиков отпустить его домой на рождество, навестить семью. Тот дал ему лошадь, и дед отправился в Ново-Юрьево. Вдруг на околице села его встречает работник сельсовета и приказывает проехать с ним. На вопрос деда: «Зачем?» — он в ответ: «Ты арестован!» — «За что?» — изумился Егор Иванович. Сельсоветчик в ответ: «На месте скажут».
Дед попросил заехать домой попрощаться. Ему милостиво разрешили. Егор Иванович успокоил родных, сказав, что это недоразумение. Однако в сельсовете рассудили по-другому. Там ему сказали, что он арестован за недоимки прошлых лет (самообложение, налог, страховка). На самом деле дед аккуратно за все платил. Но разговор был коротким — под стражей он был отправлен в район. Там Егора Ивановича судили уже как «врага народа». Приговор был суровым: пять лет строгого режима.
Отбывать ссылку деда отправили в Красноярский край. Он был крепким, здоровым мужиком. Все думали, что Егор Иванович осилит невзгоды, вернется домой живым и невредимым. Однако вскоре от него перестали приходить письма. Родные забеспокоились и стали ходить по инстанциям, выяснять его судьбу. Но никто не давал информацию, официального ответа на многочисленные запросы не получали. И лишь случайно, через знакомых удалось выяснить следующее. Егор Иванович пробыл в ссылке около года. В 1943 году он умер в далеком сибирском краю...
354
Отношение к Егору Ивановичу Ведищеву, моему деду, было жестоко несправедливым, как и ко многим его односельчанам, таким же великим русским труженикам. В наше время его реабилитировали, справедливость вроде бы восторжествовала. Но вот я, его потомок, постоянно задаюсь вопросом: не будь такого безумного раскулачивания и необоснованных репрессий, на какой высоте находилась бы сейчас наша страна? Уверен, США и другие западные страны были бы далеко позади нас. Ведь с такими людьми, как мой дед, можно было бы построить самую могучую державу в мире. И Советский Союз обогнал бы весь мир не только в космосе, ядерном оружии, но и в материальном благополучии, духовном росте своего народа.
Как представитель молодого поколения, бесконечно благодарен автору Н.В. Тепцову за его очерки «Коллективизация: ее пути и уроки», газете «Сельская жизнь» за то, что она их опубликовала. Нам есть о чем призадуматься, есть о чем рассказать своим детям и будущим внукам.
С уважением
Василий Васильевич Копылов 18 июня 1989 г., Москва
Уважаемая редакция!
Прочитал в газете «Сельская жизнь» публикации кандидата экономических наук Н. Тепцова под названием «Коллективизация: ее пути и уроки». Эти публикации выдержаны в бухаринском стиле. Это от начала и до конца памфлет и пасквиль на коллективизацию и на роль И.В. Сталина в ее осуществлении. Автор на основании своих «исследований» и умозаключений пытается опровергнуть то, что уже доказано самой жизнью и историей развития нашего социалистического государства. Что коллективизация показала свою великую жизненную силу в период строительства социализма, в трудные годы Великой Отечественной войны и в период восстановления и развития народного хозяйства нашей страны.
Автор публикаций по-бухарински ратует за то, что не надо было трогать кулака. При этом несколько раз ссылается на В.И. Ленина, что якобы В.И. Ленин терпимо относился к кулаку. Нам же достоверно известно, что в трудах
355
В.И. Ленина, где речь шла о кооперации («Очередные задачи Советской власти», «О кооперации»), нигде не упоминается о каком-либо союзе с кулаком. Часто делается ссылка, что В.И. Ленин был так добр и терпелив, не допускал жестких мер. Да, он был добр и терпелив к тем, кто ошибался, но мог быстро исправить свои ошибки. Но он был непримиримым к тем, кто своими действиями явно вредил Советской власти. Давайте вспомним первый правовой декрет Советской власти, подписанный В.И. Лениным: «Саботажников и спекулянтов расстреливать на месте». Кулак же, как известно, был первый саботажник.
Но что особенно горько и обидно читать, так это то, что автор публикаций в категорической форме требует реабилитации и установки памятников бывшим кулакам. А сотни тысяч коммунистов и активистов, истинные патриоты, которые пали смертью от кулацких пуль, борцы за укрепление Советской власти — на них наплевать и забыть, выходит так?
Вот какими публикациями мы и воспитываем в нашей молодежи высокий советский патриотизм, беспредельную преданность Родине, делу социализма.
И за что особенно обидно нам, людям, которые являемся еще живой историей, так это упрек за якобы наше нежелание сказать народу правду. А именно в последнее время принято все уродливые явления и деформации сельского хозяйства, как и всего социализма, валить на И.В. Сталина.
На самом же деле все это стало происходить в начале 60-х годов, во время правления Н.С. Хрущева, когда была принята третья Программа КПСС — Программа строительства коммунизма. Когда Хрущев провозгласил авантюристические лозунга: «Нынешнее поколение будет жить при коммунизме», «Догоним и перегоним США по производству продукции на душу населения». Пели песни «Будет Родина с хлебом целинным», а сами куску хлеба были рады. Чтобы купить буханку белого хлеба, надо было иметь справку от врача, что есть заболевание желудочно-кишечного тракта. Впервые было введено нормирование в продаже хлебобулочных изделий, сахара, крупы, муки и других продуктов, что и привело к банкротству Хрущева и его позорной отставке...
А в период правления Л.И. Брежнева, в конце 70-х — начале 80-х годов было создано РАПО, вследствие чего получилось так, что один с сошкой, а семеро с ложкой. Вот здесь мы окончательно были лишены хозяина земли.
356
В настоящее же время у нас происходит падение внут-рирыночных отношений. К тому же мы начали просить милостыню, протягивая руку за зерном к США, Канаде, Австралии и расходуя при этом львиную долю золотого запаса страны. Что и привело к резкому падению всей экономики страны.
Такова вот настоящая правда, а мы все ищем какие-то другие причины. Поэтому редакции газеты и следовало бы поручить исследователям изучить причины нашего глубокого падения сегодня и сказать народу правду на страницах Вашей газеты.
С уважением
ветеран войны и труда Лысенко Михаил Петрович Украинская ССР, Черниговская область, Коропский район, с. Черешенки 27 марта 1989 г.
Добрый день — вечер — ночь!
С уважением к Вам, т. Н.Тепцов!
От имени рабочего маленького городишка Городня Черниговской области, Аладько Алексея Николаевича, большое спасибо Вам за статью в моей газете «Сельская жизнь» «Коллективизация: ее пути и уроки».
Знаете, на самом деле Вы смелый человек. Вам повезло написать это. Миллион раз Вам спасибо! Согласен на 100%, но... Не могу согласиться со многим. Перестройку нужно делать, но мое многоточие много значит!
Поймите нас правильно, мы живем в глуши, имеем радио, телефон, телевизор, носят газеты. Но статья Ваша не может изменить положения в районе... Тяжело очень!
На посты сейчас ставят не «крестьянина», а тех, кто нравится. Земля — жизнь! Ее нужно беречь как руки, ноги, глаза... Мы всё губим! Кому жаловаться?!
Если можно попросить Вас, передайте большой привет от рабоче-крестьянской руки т. Горбачеву. Все правильно, низы руководящие нужно «пошевелить» — раскачать, а то они застоялись. А хлеб будет, мы поможем!
Семья Аладько
Украинская ССР, Черниговская область, г. Городня 12 марта 1989 г.
357
Уважаемая редакция газеты «Сельская жизнь»!
По поводу статьи «Коллективизация: ее пути и уроки». Эта публикация носит антинаучный и антиреволюционный характер, является очередной и явной фальсификацией героической истории построения социализма в нашей стране, ревизией линии большинства нашей партии, нашего народа. Это — очередной антисоциалистический документ.
Коллективизацию сельского хозяйства нужно было проводить не с кулачеством, а в борьбе с ним, ликвидировав (уничтожив) его как класс. При той обстановке, когда внутриполитическая ситуация в стране обострилась в результате оппортунизма в рядах нашей партии во главе с Бухариным и др., когда существовало враждебное окружение нашей страны капиталистическими державами, которые вынашивали планы военного нападения на СССР, другого пути строительства социализма в деревне не было. Был бы жив В.И. Ленин, и он пошел бы именно таким же путем. Если бы мы вступили в войну с фашистской Германией при наличии нэпманов в городе и деревне, то мы бы очень быстро проиграли войну — у нас не было бы тыла и надежного фронта.
Величие Сталина состоит в том, что он сумел отстоять ленинизм, разоблачив троцкизм и другие всякие уклоны и группировки в партии. Он сумел уничтожить последний реакционный класс эксплуататоров в деревне — класс кулаков, и на этой основе создать колхозы и совхозы.
Так что автор публикации т. Тепцов целиком и полностью стоит на антиленинских и антисталинских позициях, на позициях отрицания колхозов и совхозов и фальсификации истории нашей партии и нашего народа.
С уважением М. Гитинов, пенсионер Дагестанская АССР, г. Махачкала 16 марта 1989 г.
Уважаемая редакция газеты «Сельская жизнь»!
Меня очень заинтересовала статья кандидата экономических наук тов. Тепцова «Коллективизация: ее пути и
358
уроки», где автор очень хорошо и правдиво описал те налоги, которые мы раньше платили, все это правда.
Я сам все это испытал в своей жизни. Мне 62 года, всю жизнь прожил в селе. Но автор статьи не знает или не хотел написать о выкачивании денег, как он выразился, с сельских жителей. Приведу выдержку из его статьи: «Одним их каналов выкачивания денег, то есть средств, из деревни были всевозможные налоги, были введены обязательные оклады страхования, страхование строений и животных». Стоп! А разве автор не знает, что мы и поныне этот налог платим, он не изменился и по сей день. Далее автор пишет: «Важным каналом изъятия денежных средств являлись, как говорят, различные займы». Это правда, эти займы и сейчас у нас, ветеранов, валяются в сундуках. Государство вот уже 35 лет не может с нами рассчитаться, потому что привыкло брать без отдачи. А какие крохи отдадут, это для нас что капля в море, а остальные только обещают, но, как говорят, обещанного три года ждут, а мы уже ждем 35 лет и вряд ли в нашем возрасте дождемся.
Еще пишет автор о том, что существовал и такой налог изъятия средств, как самообложение. Хочу поправить автора: не существовал, а и поныне существует, и сельское население уже привыкло платить, как раньше платили оброк. Поэтому и хотелось бы спросить: а многое ли изменилось? Если что отменили, то другое применили. За продукты питания и другие промышленные товары, против горожан мы, сельские жители, платим дороже. Выходит так, что одной рукой что-то дали, то другой забрали.
Уважаемая газета «Сельская жизнь»! Поймите меня правильно, это не плач, а крик души в ответ на все несправедливости, которые испытывали и испытывают сельские жители.
У нас много пишут о спутниках, уже запустили более двух тысяч, не считая других космических кораблей, а села и деревни развалили или просто стерли с лица земли. Вопрос, куда мы идем и к чему? А взять ежегодные повышения цен или пустые полки магазинов, или такой налог как налог за бездетность. Почему правительство диктует людям свою волю: или женись и имей детей, или плати денежки. Ведь этот налог узаконил Маленков* и его спод
359
вижники. Почему до сих пор не отменяются диктаторские налоги, почему они действуют в настоящее время, время гласности и перестройки?
Люди многого ждали от пленума коммунистов, который недавно закончился, а вот об этом, то есть об отмене несправедливых налогов никто и слова не сказал. Вот когда бы люди поверили всей душой в справедливость, о которой говорят и пишут очень много.
Да вряд ли это делу поможет, хотя много вам пишут о несправедливости. Либо эти письма не читают, а если и читают, не могут ничего ответить. А мне бы хотелось, чтобы кто-то ответил на те вопросы, которые я поставил. Не знаю только, опубликуете вы это письмо или нет, вам ведь тоже нелегко на все ответить.
С уважением Хорошков В.М. Тамбовская область, Мичуринский район, с. Круглое 23 марта 1989 г.
Уважаемый товарищ Н.Тепцов!
Вы очень добросовестно поработали над своей статьей «Коллективизация: ее пути и уроки», опубликованной в газете «Сельская жизнь». А потому и представили обширный и убедительный материал — он поможет понять многое. Я готов подписаться под Вашей статьей — в ней правда, хотя и очень горькая для нас.
И узнал я эту правду не только из Вашей статьи и других, менее подробных публикаций. Мне это известно как соучастнику тех неблаговидных, а вернее преступных дел, которые совершались в сельском хозяйстве. В период коллективизации я был секретарем сельского совета большого сибирского села (в нем я жил до 17 лет). В более поздние годы был директором МТС в Нечерноземье, как посланец Москвы, т.е. был соучастником этих преступлений, выполняя дикие команды сверху.
Начал я понимать это, когда участвовал в претворении в жизнь «сталинского плана преобразования природы», автором которого был Лысенко и с которым дове
360
лось мне сражаться. Вот с этих пор я и работаю над «сельхозцепочкой»: «экономика — урожайность — плодородие — удобрение — технология», а в результате пришел к однозначному выводу: основная причина всех наших сельскохозяйственных бед одна, а не те, которые приводились и приводятся (а их огромное число), — она в порочности технологии земледелия, навязанной нашему сельскому хозяйству сельхознаукой. Эта технология убивает «живое вещество, создающее почву и ее плодородие» (В.И. Вернадский).
Данный вывод проверен мной в течение 12 лет опытными работами по двум технологиям: общеприменяе-мой (она узаконена) и опытной. Вот эти результаты в цифрах:
Общеприменяемая
Опытная
1. Себестоимость зерно картофель силосные
35,0 коп/кг 11,8 коп/кг 3,0 коп/кг
6,0 коп/кг 1,0 коп/кг 0,4 коп/кг
2. Плодородие
уменьшается
ежегодно увеличивается гумус на 0,5%
3. Урожайность зерно силосные картофель
0,4 кг/кв. м 3,0 кг/кв. м 2,2 кг/кв. м
1,88 кг/кв. м 28,0 кг/кв. м 11, 5 кг/кв. м
Как понятно из Вашей статьи — Вы неравнодушный человек, а потому призываю Вас работать и над последующими звеньями «цепочки» так, как Вы поработали над первым ее звеном — экономикой. Я готов помочь Вам в этом — приезжайте.
Ушаков В.П.
Московская область, Солнечногорский район,
д. Трусово
13 марта 1989 г.
361
Уважаемая редакция!
Направляю письмо со своей точкой зрения на выступление кандидата экономических наук Н. Тепцова на тему: «Коллективизация: ее пути и уроки». Буду искренне признателен, если вы без изменения содержания, опубликуете мое письмо:
«Коллективизация, ее пути и уроки». Под таким названием в марте с. г. в четырех номерах газеты «Сельская жизнь» был опубликован материал кандидата экономических наук Н. Тепцова, носящий явно тенденциозный характер, о чем свидетельствует подтасовка цитат из работ В.И. Ленина, искажение ленинской позиции к кулачеству, как классу, активно возникавшему в условиях новой экономической политики.
Как ни странно, этот огромнейший материал посвящен не столько коллективизации, сколько прославлению кулацкого производства, кулачеству как центральной фигуре крестьянского хозяйства, доказательству того, выражаясь словами автора, «что не было фатальной неизбежности проведения коллективизации», что «настала пора перейти от беспощадного бичевания так называемых «кулаков» к «изучению опыта их хозяйствования».
Через все рассуждения вокруг коллективизации красной нитью проходит отождествление «кулака» и «кулачества» со всем крестьянством, а так называемое раскрестьянивание преподносится как последствия раскулачивания, ликвидации кулачества как класса.
Свой пасквиль на аграрную политику партии, связанный с периодом коллективизации, Н. Тепцов прикрывает авторитетом В.И. Ленина. Чтобы как-то обосновать свою фальшь, придать изложенному «весомость» и «убедительность», он, обращаясь к читателю, без зазрения совести позволяет себе заявить: «Совсем не случайно в последних работах В.И. Ленина нет ссылок на угрозу «кулацкой опасности», да и само слово «кулак» ни разу не упомянуто. Это после смерти В.И. Ленина Сталин и его единомышленники доведут до абсурда выдуманную опасность индивидуального крестьянского хозяйства, рыночных отношений».
В том, что это явная ложь, клевета на В.И. Ленина и действительность 20 — 30-х годов легко убедиться, если внимательно прочитать ленинские работы, посвященные новой экономической политике, анализу ее проведения в
362
жизнь в 1921—22 годы, если добросовестно, без фальсификации и подтасовки проанализировать процессы «коллективизации, ее путей и уроков».
Вот что, например, говорил В.И. Ленин в своем докладе о замене разверстки натуральным налогом на X съезде РКП(б) 15 марта 1921 года: «Если мы говорим о свободе оборота, то это означает индивидуальный товарообмен, т.е. значит поощрять кулаков. Как же быть? Не надо закрывать глаза на то, что замена разверстки налогом означает, что кулачество из данного строя будет вырастать еще больше чем до сих пор. Оно будет вырастать там, где оно раньше вырастать не могло».
Это — что касается ложного утверждения Н. Тепцова о том, что у В.И. Ленина «само слово кулак» ни разу не упомянуто». Н. Тепцову, как кандидату экономических наук, должно быть известно, что В.И. Ленин никогда вопросы социалистической революции, строительства и победы социализма не рассматривал вне связи рабочего класса и крестьянства, их союза, взаимоотношений, взаимодействий на этом пути. В докладе о продовольственном налоге на X Всероссийской конференции РКП(б) 26 мая 1921 года В.И. Ленин особо подчеркивал: «Главным вопросом для нас остается, — и в течение долгого ряда лет неминуемо останется — правильное установление отношений между этими двумя классами, правильное с точки зрения уничтожения классов».
Через полгода после объявления новой экономической политики, 29 октября 1921 года В.И. Ленин, выступая с докладом о новой экономической политике на VII Московской губпартконференции, сказал:
«Мы должны сознать, что отступление оказалось недостаточным, что необходимо произвести дополнительное отступление, еще отступление назад, когда мы от государственного капитализма переходим к созданию государственного регулирования купли-продажи и денежного обращения...
Потрудитесь приспособиться к ней, иначе стихия купли-продажи, денежного обращения захлестнет Вас!
Вот почему мы находимся в положении людей, которые все еще вынуждены отступать, чтобы в дальнейшем перейти, наконец, в наступление».
Разве эти ленинские положения не ориентируют в сторону опасности усиления капитализма и ослабления
363
позиций социализма? С этой точки зрения В.И. Ленин говорил: «Само собой разумеется, что усиление капиталистических отношений уже само по себе есть усиление опасности». Это и есть ответ на клевету Н. Тепцова о том, что «в последних работах В.И. Ленина нет ссылок на угрозу «кулацкой опасности». Надо при этом иметь в виду, что «кулацкая опасность» с точки зрения прочности союза рабочих и крестьян в деле строительства социализма была опаснее всех «опасностей».
Если В.И. Ленин НЭП считал сравнительно кратковременной мерой отступления в сторону усиления капиталистических отношений для перегруппировки сил, чтобы перейти в наступление, то вряд ли надо искать у него еще какие-то особые слова, подходы и т.п. о «кулацкой опасности». Она по Ленину нарастала в условиях НЭПа. И не случайно еще в марте 1921 года, обращая внимание на ограничительные экономические меры против кулака, он говорил: «...Не запретительными мерами нужно с этим бороться, а государственным объединением и государственными мерами сверху. Если ты можешь дать крестьянству машины, этим ты поднимешь его, и когда ты дашь машины или электрификацию, тогда десятки или сотни тысяч мелких кулаков будут убиты».
Разве В.И. Ленина не волновали опасности ускоренного развития капиталистических отношений в условиях НЭПа? Как видно из сказанного, не только волновали. Но он и давал предельно четкие ориентации о способах и методах перегруппировки сил для перехода в наступление по всему фронту, наступления, рассчитанного на победу социалистических производственных отношений не только в городе, но и в деревне.
Извращая учение В.И. Ленина, реальную действительность 20 — 30-х годов, спекулируя на трудностях классовой борьбы в период коллективизации, Н. Тепцов довел свои измышления до выводов о том, что коллективизация была преждевременной, раскулачивание — «неправедным» и т.п. К этому он шел целенаправленно, не считаясь с реальностями теории и практики строительства социализма в одной стране, в условиях капиталистического окружения, в обстановке внутренней и международной классовой борьбы.
Прежде чем опошлять пройденный путь социалистических преобразований в деревне, начинять свой паск
364
виль подтасовкой и фальсификацией, злоупотреблять так называемой «реабилитацией», кандидату экономических наук Н. Тепцову следовало бы обратиться к трудам Ленина, а также к материалам XV, XVI, XVII съездов и пленумов ЦК партии; проанализировать те положительные изменения, которые, несмотря ни на какие «козни» кулацких и других враждебных элементов, заметно входили в жизнь и быт города и деревни, улучшали жизнь советских людей. И «слезы» по «кулаку» вряд ли уместны. Тем более абсурдны призывы к изучению его опыта.
Бывший кулак или его «наследник» не признает этого, ибо это не устраивало и не устраивает его. Разве он мог и может согласиться с тем, что бывший бедняк (а их было большинство) становился зажиточным, приближаясь к уровню жизни «кулака-мироеда»? Основную массу крестьянства перемены к лучшему устраивали.
История же такова, что в результате «кулацкой агитации» и «саботажа» в период коллективизации только за 1930 — 1933 годы поголовье скота было сокращено на 17,4 млн. голов лошадей, на 29,5 млн. голов крупного рогатого скота, на 96,6 млн. голов овец и коз, на 8,7 млн. голов свиней, т.е. уничтожено то, что в условиях единоличного крестьянского хозяйства создавалось десятилетиями. От этого кулацкого контрудара колхозное производство оправилось лишь к 1940 году. Это означало, что за 6 лет колхозное крестьянство в 2,5 раза увеличило поголовье всех видов скота и преодолело урон, нанесенный кулацкими контрвыступлениями и действиями против колхозного строя. В этом и проявилась сила и преимущества колхозного и совхозного производства.
Что касается зерна, то уже в 1933 году его было собрано на 97 млн. центнеров больше чем в 1913 году, и на 171 млн. центнеров больше чем в 1929 году. Рост хлопка, льна, масличных в 1933 году превысил уровень 1913 года почти в 2 раза.
Политика индустриализации и коллективизации, которую нельзя, недопустимо рассматривать изолированно друг от друга, как это сделал Н. Тепцов, обеспечила сравнительно высокие ежегодные темпы роста национального дохода. В 1930-1933 годы они составляли 18,7% вместо 7,3% в 1928 году, и 12,5% в 1925 — 1929 годы. По сравнению с 1925 годом национальный доход в 1933 году возрос в 2,5 раза.
365
No comments:
Post a Comment